там и остались, пользуясь всенародностью праздника Победы, хорошим отношением венгров к русским, пока еще действующими шенгенскими визами. И вовсе не для того, чтобы пьянствовать, вертеть хвостом или, упаси Боже, остаться навсегда, а с благородной целью красоты — принятия процедур в лечебной купальне с горячими минеральными водами, которых множество в этом славном городе и куда им спроворила билеты с дискаунтом их близкая знакомая, которая раньше их освоила эту жемчужину Дуная и уже вышла здесь замуж за венгра-вдовца. Да. Чтобы вернуться после праздников «усталыми, но довольными». Штамп, конечно, но точнее вряд ли скажешь… о кративном состоянии русского человека… в начале XХI века. Да.

Зависли вы, значит, жадно внимаете дивной, но пока что малопонятной инопланетянину информации, поставляемой вам двумя этими земными существами, сидящими перед телевизором в ожидании Парада Победы.

…И тогда один из них, а именно Хабаров, вдруг сказал после непродолжительного молчания, связанного с тем, что оба они закусывали после принятой рюмки.

— Ты переключился бы на первую программу.

— А че на первую, когда по всем программам будут гнать одно и то же, — ответил ему Гдов.

— Ну, ты уж это так не шурши, как оппозиционер и «пятая колонна», что «по всем каналам», как при тоталитаризме, — окоротил его Хабаров, и Гдов во избежание недоразумения тут же признал свою вину, которая вскоре подтвердилась тем, что при переключении ящик показал, как смелая и красивая женщина в шутку судит на глазах заинтересованной общественности своего бывшего мужа, который дал ей при разводе слишком мало денег.

— Долго они… еще там будут …, — с употреблением непристойных слов сказал «безработный».

— Да куда ты спешишь, как голый, — возразил ему «писатель», употребляя такого же сорта слова. — Сядь, выпей, закуси, как человек. Сидим ведь в кои веки, как люди, а не как… Косил всю жизнь от армии, а теперь ему парад, видите ли, подавай!

— Я косил? — вскинулся Хабаров. — Да я по экспедициям. У меня отсрочка. Я на пенсию вышел раньше, потому что у меня допуск к секретам был и полевого стажу туча лет.

— Ну да. «Сырая тяжесть в сапогах, роса на карабине». «Мы геологи оба с тобой». Ты помнишь, как нам военные билеты выдавали, где было написано, что каждый из нас уже теперь «младший инженер-лейтенант»?

— Ну, помню.

— Тогда ты должен помнить, если у тебя, конечно, не избирательная память, ролевое сознание, что всю ночь перед этим мы кутили с твоей наложницей Изюмкиной и ее подружкой. Забыл, кстати, как ее зовут.

— «Квадрат» ей было прозвище, твоей Людочки, — подчеркнул Хабаров. — У ней муж потом нырнул по пьяни с моста в сибирскую порожистую реку и шею свернул на мелководье.

— …И мы утром надели темные очки, чтобы скрыть выражение красных глаз, а нам полковник Белых говорит: «Вы почему опоздали на торжественную часть почти на час?» — «Как так опоздали, когда мы пришли раньше на десять минут? Сейчас без десяти одиннадцать, мы и пришли». — «Не раньше на десять минут, а позже на пятьдесят. Вам во сколько был объявлен сбор?» — «В одиннадцать». «Не в одиннадцать, а в десять». — «Как так в десять, когда в одиннадцать?»

Помолчал тогда Белых и спрашивает меня: «А почему от вас, студент Гдов, водкой несет?»

— Точно, — оживился Хабаров. — Ты ему тогда совершенно справедливо воткнул: «Во-первых, я уже не студент, а молодой специалист. А во-вторых, я даже и не знаю. Может, оттого, что я перед выходом из общежития стакан на грудь принял?»

— Ответил в рамках торжества справедливости мифологического реализма, — сказал польщенный Гдов, по-прежнему не забывая употреблять в своей речи те самые слова, которые я, согласно новым установкам, отказываюсь, во избежание неприятностей, изображать на бумаге. — Ну, а как у нас этот Белых забегал, помнишь? Как…

(Отказываюсь, отказываюсь. Кому надо, тот сам догадается и мысленно вставит необходимое, но утраченное туда, где это по его жизненному опыту требуется.)

— Не-а. Не помню.

— Мы ж на него тут же наехали, что он нам в военные билеты записал, будто мы геофизики, вместо РМРЭ — Разведка Месторождений Редких и Радиоактивных Элементов. Белых заблеял, что, дескать, это не имеет значения, а мы ему жестко — это сейчас не имеет значения, а начнись война с врагами, нас пошлют на фронт заниматься геофизикой, а мы-то вовсе и не геофизики, а разведчики недр. Вы нас что, под трибунал хотите подвести?

— Поплыл тогда Белых, даром что военный, — подытожил Хабаров. — Вместо того чтоб нашу наглость окоротить, стал лепить, что, дескать, ошибка будет выправлена в дальнейшем на первых же военных сборах.

— Ага, прямо щас, полетел я к ним на крыльях бога войны Марса на эти их сборы! — злобно высказался Гдов.

— Так что вовсе и не я от армии косил, а, наоборот, ты, — вставил Хабаров.

— А я этого, между прочим, не отрицаю, но прошу меня понять правильно, — не то завелся, не то снова закривлялся Гдов. — Я всерьез полагаю, что принес Родине пользы гораздо больше, чем если бы шатался по этим самым сборам, которые, кстати, чрезвычайно любил посещать поэт Лева Таран, помнишь его?

— Как не помнить. Он у меня свидетелем был на свадьбе, когда я второй раз фиктивно женился для московской прописки. Он врачом-психиатром вроде где-то служил?

— На спецскорой. Не на той, которая мирных диссидентов по заказу гэбухи в дурдома таскала, а где действительно был риск. Ты, например, по белой горячке всю мебель топором порубил, как юный Олег Табаков в том старом советском спектакле, который против мещан и вещизма, а Левка вынужден под твой топор тоже идти, потому что ему за это деньги платят. Понятно, что он на военных сборах кайфовал, получая ни за что ни про что все сто процентов средней зарплаты, которая, кстати, у него была — о-го-го!

Помолчали.

— Хотя для тех, у кого полушубки от молний горят во время затяжных дождей, эта сумма, может, и не такая уж весомая, — поддел Гдов товарища, но тот никак не среагировал. — Лев утверждал, что их в Дмитрове собирал военкоматовский офицер, который вез их в Лобню двадцать минут по Савеловской дороге, где они в Лобне пьянствовали целый день в пристанционном шалмане, после чего, поддерживая друг друга, возвращались в Дмитров.

— Ну, а тебе кто мешал получать сто процентов средней зарплаты? — наконец встрепенулся Хабаров.

— Во-первых, у меня средняя зарплата была тогда, когда я покинул геологию, восемьдесят рублей без командировочных. А во-вторых, я ж писатель, я писать хотел. Что и делал. Да и войны не было аж до самого