— О, смотрите, — заметил Кингфишер. — Наконец-то. Наконец-то нашлось применение всему этому нелепому материалу. Такая милая маленькая куколка в своем милом маленьком платьице, не так ли?

— Эй! Я не хотела его надевать, — огрызнулась я, дергая платье. — Во что я была одета, когда ты меня нашел?

— Много крови. — Фишер задумался. Нахмурился. — Подожди. Кажется, я припоминаю, что частью твоего наряда могли быть кишки.

— Брюки и рубашка, — сухо заметила я. — И пара ботинок на очень хорошей подошве. Ты хоть представляешь, чего мне стоили эти ботинки?

— Дай угадаю. Твоей девственности.

— Пошел ты, Фишер.

— Конечно. — Он ухмыльнулся. — Но боюсь, у меня нет новых ботинок, чтобы обменять их на твое время.

Я бросилась на него, готовая убить, и ахнула, когда почувствовала прикосновение шерсти к своим икрам и вспомнила о маленьком лисенке, которого я приютила. Когти царапнули меня по ноге. Я постаралась не реагировать, но Фишер заметил, как я вздрогнула.

— Боги, — простонал он. — Позволь мне убить его и покончить с этим.

— Нет! Ни в коем случае!

— Хорошо. Ладно. Пусть будет по-твоему. — Он повернулся обратно к тиглю, махнув рукой. В тот же момент под мою юбку проник поток прохладного воздуха, сопровождаемый испуганным тявканьем, и на дальнем конце верстака появилась большая плетеная клетка. Внутри клетки: миска, наполненная водой, небольшая кучка костей, похожих на куриные, и, конечно же, лиса.

— Тебе придется выпустить эту проклятую тварь за пределы дворца. Здесь она не продержится и пяти секунд. Даже в качестве твоей игрушки. А пока она может сидеть здесь и не высовываться, — сказал он, многозначительно посмотрев на клетку. — А ты… — Он снова взмахнул запястьем, и облегающее малиновое платье, в которое Лейн нарядила меня утром, растворилось в воздухе. Впервые за шесть часов я сделала полный, глубокий вдох и чуть не застонала от потока воздуха, наполнившего мои легкие.

На мне была обычная одежда. Моя оде… нет, подождите. Это была не моя одежда. Да, она была похожа, но между одеждой, в которой меня нашел Кингфишер, и этой одеждой были заметные различия. Штаны были толще. Черные, а не грязно-белые. Материал был плотным, но эластичным. Облегающим. Что ж, думаю, я не могла жаловаться на это после того, как была измучена нарядом, который нацепила на меня Лейн. Рубашка была больше похожа на тунику. Черная. Немного длиннее, чем я привыкла. Больше соответствовала моде фей. В ней было так много карманов. На талии был кожаный пояс с многочисленными петлями для инструментов и… оружия? К бедру был пристегнут настоящий нож. Я уставилась на рукоять из черного оникса, пытаясь осмыслить увиденное.

— Тебе нужно объяснить, как это работает?

Я подняла голову. Кингфишер стоял ко мне спиной. О, черт возьми, он стягивал рубашку через свою проклятую богами голову! Когда он повернулся, его грудь была обнажена — море клубящихся черных татуировок, очерчивающих гладкую мускулатуру, — выражение его лица превратилось в непроницаемую маску. В самом центре его груди, рычащая и свирепая, на коже красовалась еще одна волчья голова. Множество татуировок поменьше вились вокруг нее, но я не могла определить, что на них изображено, не осмотрев внимательнее, а я ни за что на свете не стала бы этого делать. Я ждала от Кингфишера подколки, пока боролась с желанием не пялиться, но он выглядел искренним, когда дернул подбородком в сторону ножа, который, как по волшебству, оказался у меня на бедре.

— В умелых руках такой клинок может причинить много вреда. Ренфис — хороший учитель. Он может показать тебе, как им пользоваться, если нужно.

В клетке на конце верстака лисенок стал жадно пить из своей миски.

— Я умею обращаться с ножами, — сказала я, глядя в пол.

— Недавно ты сказала, что разбираешься в кузнечном деле. А потом чуть не сунула палец в раскаленный тигель.

— Я действительно умею работать в кузнице. Просто… я не подумала.

Он вытер руки о рубашку и бросил ее на верстак.

— Таким ножом можно перерезать себе горло, если не думать, Оша.

— Просто дай мне эту чертову ртуть. Давай посмотрим, сможем ли мы связать с ней эту кость и создать что-нибудь полезное.

Мы не смогли.

Мне потребовалось три часа, чтобы понять, как снова пробудить ртуть. К тому времени как я успешно трансмутировала матовый, твердый металл в его возбужденное состояние, я была измотана, мое тело отзывалось болью, и я была слегка травмирована.

Частицы кости вспыхнули, как только Кингфишер опустил порошок в чан с ртутью, и испарились, не успев коснуться поверхности пульсирующего жидкого металла, а ртуть даже не была горячей. Она насмехалась надо мной с издевательским постоянством, и я изо всех сил старалась не закричать от разочарования.

Я вспотела от жара кузницы, устала и злилась с каждой секундой все сильнее. Кингфишер ничего не замечал, а может, и замечал, но не проявлял никаких признаков беспокойства. Он склонился над верстаком, пот ручьем стекал по его спине, мощные мышцы напрягались по обе стороны позвоночника, пока он делал пометки в книге, которую откуда-то достал.

Слишком много обнаженной кожи. Слишком много татуировок. Они переплетались на спине — смелые, размашистые линии, которые, казалось, образовывали пути и рассказывали истории. Я не собиралась лгать себе, я хотела знать о каждой из них — что они означают и когда он их сделал. Однако я не собиралась доставлять ему удовольствие своими расспросами. У меня были дела, о которых нужно было позаботиться.

Внутри меня поднялась волна нетерпения, придав мне необходимой смелости. Я глубоко вздохнула и собралась с духом.

— Знаешь… можно я посмотрю на кулон? Подержу его в руках? Если с ним был связан какой-то другой элемент, когда он был создан, я, возможно, смогла бы почувствовать, что именно.

Это была опасная игра. Если все получится, я смогу вернуться домой. Если нет, я столкнусь с яростью Кингфишера, и, скорее всего, окажусь запертой в своих комнатах, пока не умру от старости. Фишер оглянулся, его прищуренные глаза оценивали меня. Боги, на него было приятно смотреть. Каждая черточка его лица была произведением искусства. Полные губы,