— У меня тут такое…Такое… Ужас … — захлебываясь слезами воет Виктория. Язык заплетается, речь спутанная, но, судя по надрывным интонациям, это не пьяная истерика. Она явно в отчаянье.

— Вик, успокойся, и объясни нормально, — плюхнувшись на стул, я рассеяно провожу рукой по спутанным после сна волосам. — Что у тебя случилось?

— Конец света у меня …Рудольф меня чуть не убил… — она снова срывается в плачь, а у меня мороз по коже от ее стенаний. — Я умираю… Мне так плохо… Спасай, Варь…

— Рудольф? Что он сделал? Ударил? — ошарашено спрашиваю я, с трудом представляя, что безобидный интеллигент Островский мог поднять на нее руку.

— Не меня… — шмыгая носом, гнусавит Вика. — Он такой хороший, а я дрянь… Приезжай или, клянусь, я с собой что-нибудь сделаю.

— Так, отставить панику. Конец света отменяется. Поняла? — решительным тоном говорю я. — Прими холодный душ, выпей кофе и жди меня. Я через час буду.

— Спасибо, ты настоящий друг, — всхлипнув, Вика сбрасывает вызов, а я со всех ног несусь в ванную.

Рыжая беда опять куда-то влипла и на этот раз, видимо, все серьезно. Блин, не живется ей спокойно. Тридцать четыре года, а ума на восемнадцать и взрослеть не собирается. Сколько раз уже встревала в неприятности и ничему жизнь не учит. Мужики, клубы тусовки, гастроли, где все тоже и еще в большем количестве. И приструнить некому. Мать в другом городе, Макс за восемь лет появлялся набегами, другие родственники заняты своими семьями и понятия не имеют, что она вытворяет. Вика же виду не подаст, всегда на позитиве и с улыбкой до ушей, а что скрывается за этим фасадом знает только она.

От волнения трясутся руки, сердце тревожно бахает груди. Вика не чужой мне человек. За пролетевшие годы она стала мне гораздо ближе, чем Грызлова. Несмотря на внешний пафос и яркую внешность, не держит она камня за пазухой, ни подлости, ни женской зависти в ней нет. Эмоционирует часто и переигрывает — это да. Так она же актриса. Ей положено.

Быстро привожу себя в порядок, натягиваю первые попавшиеся джинсы и футболку. Прежде чем уйти, бужу Влада. Он сонно хлопает глазами, силясь понять, что я ему пытаюсь втолковать. Вкратце рассказываю куда еду и зачем.

— А братца ее там не будет? — мгновенно просыпается Влад. Буровит меня недовольным взглядом, растирая ладонями лицо.

— Нет, она одна живет, — отвечаю я, впопыхах собирая волосы в хвост на затылке.

— Так пусть ему позвонит. Ты-то почему должна подрываться?

— Влад, не нуди. У нее там беда случилась, а ты со своей ревностью. Сейчас вот точно не в тему.

— Давай я с тобой поеду? — вызывается муж, подрываясь с кровати.

— Это девчачьи дела. Я туда и обратно, — отрицательно мотнув головой, выбегаю в коридор и, схватив сумочку, открываю входную дверь.

— До обеда чтобы дома была, — рычит мне вдогонку муж.

— Буду, — взглянув на часы, отзываюсь я и выскакиваю на площадку.

По дороге до коттеджного поселка созваниваюсь с Викой еще несколько раз, кое-как добившись от нее внятных объяснений.

Как я и предполагала, накануне она устроила дома очередную вечеринку для своей разношерстной богемной компании. Повод для большой попойки был весомый. Рудольф Островский — последний Викин бойфренд решил и правда стать последним в ее послужном списке, предложив любвеобильной Рыжуле покончить с разгульной жизнью и вступить в законный брак.

Сценарист не оплошал и подошел к делу с выдумкой. Сделал все красиво и романтично, с цветами, кольцом с бриллиантом и на глазах сотен зрителей. Вылетел на сцену под занавес и буквально нокаутировал Вику своим предложением. Она, недолго думая, согласилась, публика взорвалась аплодисментами, коллеги рассыпались поздравлениями.

Ну а потом, как положено, грандиозная вечеринка в честь помолвки. Толпа народа, алкоголь рекой и гулянье до утра. Точнее до глубокой ночи. На радостях Вика сильно перебрала, поднялась к себе в спальню и вырубилась. Очухалась уже в момент драки. Махач в ее комнате устроили Рудольф и ее бывший любовник-режиссер, из-за разрыва с которым она одно время долго убивалась.

Делили разъяренные мужики, разумеется, не бутылку вискаря, а Вику. Оказалось, что спьяну она не поняла, с кем завалилась в постель. Само собой не только для того, чтобы спать. Это с Викиных слов, но я сомневаюсь, что дела обстояли именно так.

В общем, помолвка закончилась громким скандалом. Повезло, что соседи в отъезде и ментов не вызвали, иначе веселье закончилось бы еще плачевнее. Рогатый жених и его соперник разнесли сначала спальню, затем спустились в гостиную и продолжили разборки там. Вике, пытавшейся разнять своих мужиков, прилетело по лицу. От кого — она не помнит, как сильно пострадала — не знает, потому что боится смотреться в зеркало. А вдруг вместо рыжей красавицы в отражении поселился Квазимодо с разбитой физиономией? Страшно же? Еще и в спектакле завтра вечером играть.

Как только начались эти петушиные бои, гости благополучно разбежались. Драчуны, устав друг друга метелить, тоже ретировались, бросив виновницу заварушки в расхераченном в хлам доме.

В общем, сейчас она одна, льет горькие слезы, проклинает себя, с горя допивая то, что не разбилось во время драки, и мечтает умереть… хотя бы на недельку, а после чудесным образом воскреснуть, как птица Феникс. М-да-а, Вика в своем репертуаре и себе не изменяет, а вот своим кобелям — всегда пожалуйста.

Оставив свою Хендайку на парковке, забегаю на крыльцо и толкаю незапертую дверь.

— Твою ж мать… — потрясённо выдыхаю я, перешагнув порог Красавинского таунхауса.

Такого погрома мне видеть еще не доводилось. В первый момент даже показалось, что я адресом ошиблась. По гостиной словно ураган прошел. Мебель частично перевёрнута, частично сломана, на полу осколки от бутылок и посуды. Стеклянный кофейный столик вдребезги, остался только каркас и тот местами погнут. Стены и пол в брызгах крови, и ее количество приводит меня в тихий ужас. Создается ощущение, что битва была массовой, а не из двух человек. Горшок под моим любимым фикусом разбит, земля рассыпана по всей комнате, сам цветок вместе с корнем валяется рядом с обломками крушения.

— Вик, ты где? — прочистив горло, сиплю я.

— Тут, — раздаётся слабый писк из-за заляпанного остатками закусок дивана. Обогнув его, нахожу Вику сидящей на полу с полупустой бутылкой шампанского в обнимку. Всклоченные волосы закрывают лицо, поза неподвижная, ногти переломаны, руки в крови.

— Ты жива, вообще? — опустившись на корточки перед страдающей горемыкой, убираю рыжие локоны в стороны и в шоке застываю.

От увиденного слова застревают в горле и сердце несется вскачь. Пытаюсь