Шрифт:
Закладка:
Наш хозяин после визита хана стал сразу очень любезен и предупредителен. Он женат только на одной жене (курдского племени) и имеет трех красавцев-сыновей. Младший из них (Иззатулла), бойкий и смышленый мальчик, все время занимал нас своей болтовней, повторяя русские и французские фразу, как попугай. Вечером хозяин угостил нас пловом, а хан прислал ужин. Халилов-переводчик, по профессии купец и смышленый человек, записал мне сведения о Карадаге со слов нашего хозяина. Келейбар – это не селение, а местечко в 300 д., имеет 12 лавок; в местечке большая старинная мечеть и высокий, немного обрушившийся минарет времен шаха Аббаса[100]. Местечко расположено в высокой горной и весьма холмистой котловине, а потому дома и сады расположились, главным образом, по лощинам и ущельям, вследствие чего самое местечко очень широко разбросано. Центральный холм занят старинной крепостью с башнями по углам и единственными воротами с северной стороны. Кала – местопребывание хана, и туда ведет тропа. Русские в прошлые войны с Персией до сел. Келейбар не доходили. Из проезжих русских я оказался единственным и первым для всего населения, возбуждая своим костюмом и видом величайшее любопытство жителей, особенно женщин.
Глядя, как я расспрашиваю и записываю разные сведения, брат хозяина заметил, что у русских это всегда так бывает перед войной. Мне с огромным трудом удалось рассеять это подозрительное ко мне отношение, объяснив все мои расспросы чисто торговыми и таможенными целями, без чего никакие торговые сношения не могут развиваться, если не знают, каковы пути, по которым должны купцы провозить товары. Я указал на плохое состояние дорог, особенно переправ, на которых мучаются, а часто гибнут караваны, и объяснил, что у нас всюду проездные дороги и крепкие мосты. Слушатели, видимо, согласились с правдивостью моих объяснений.
Ночью выпал снег и покрыл все окрестности. Утром 18/XI 89 снег продолжал падать. Армянин-проводник заявил мне, что теперь в горах легко сбиться с пути, а потому просил взять еще второго проводника из местных жителей, но они запросили 3 рубля. Поэтому я послал гуляма к хану, который дал нам пешего проводника. Выступили с ночлега в 9 ч. утра 18/XI 89 г.
<…>
Вступили в г. Агарь при наступившей уже темноте. В этих сумерках мы разминулись с людьми, которых местные власти выслали мне навстречу, а потому больше получаса путались по улицам города, пока попали в дом для ночлега. Сильно устал и чувствую себя нездоровым, так как по холоду и под ветром шли горами 10 часов, с 9 ч. утра до 7 часов вечера. Вечером послал гуляма с письмом к вице-губернатору (шах-задэ). Этот чиновник отвечал, что даст мне всадников-проводников до Тавриза и просил утром быть у него.
Устроились мы на ночлег довольно удобно, конечно, за плату и, по аптекарскому счету, за все. Вечером меня пришел навестить сеид, родной брат по отцу наминского хана. Он ведет себя святошей и поражает верующих мусульман своими чудесами. Я невольно наблюдал весь вечер за этим субъектом: все его проделки – самые обычные фокусы; самый эффектный из них – тушение углей щипцами. Но когда гость наш ушел, то на полу подняли мокрую вату, которую он ловко вкладывал в щипцы. По всему видно, что это отчаянный мазурик и дармоед, но его зеленая чалма (потомок одного из пророков) и напускная важность с наглостью и ловкостью его рук вполне обеспечивают ему безбедное существование в этой фанатически преданной своей религии массе персидского народа. Улеглись спать… Весь переход вчерашнего дня от м. Келейбар до города Агари составляет 8h28m непрерывного движения, что примерно равно 56 верст.
Утром пришел ко мне человек от шах-задэ с разными извинениями. В 9 ч. утра 19/XI я отправился к шах-задэ. Визит длился около 20 м. Принц человек красивый и очень похож лицом на шаха. Дал мне открытый лист и 3-х всадников, так как по дороге к Тавризу грабят и еще недавно ограбили чанара (почтальона). Мои хозяева представили мне писанный счет, в роде палкинского[101] (в Петербурге). Армянин-проводник тоже явился с большими ожиданиями, жалуясь, что он много проехал от своего дома со мною, и теперь ему надо возвращаться в одиночку назад. Словом, туземная жадность сказалась вовсю: я уплатил по счету хозяину, а армянину-проводнику дал 20 кранов. Удовлетворились.
Выступили мы с ночлега 19/XI только в 11 ч. 40 м. утром.
<…>
Вступил в сел. Шахсувар (110 д.). Нас сопровождали 2 всадника и наиб Фет-Али-бей, который получил от принца приказание служить нам хорошо. Вечером я купил барана и устроил им угощение. После этого пригласил наиба и через Халилова проверил сведения о Карадаге.
Весь переход сегодняшнего дня составляет 5h06m = 35 верст.
Утром 20/XI 89 г. поднялись рано: ночлег был неважный по причине грязи и блох. Позавтракали, расплатились и выехали в 9 ч. утра из селения…
<…>
Дорога вступила в сел. Ходжа (300 д.), расположенное на отдельном бугре. Остановились в доме муллы Кярбалай-Ам-Акбар, единственного человека, который захотел пустить нас к себе на ночлег, ибо из всех других домов гуляма выпроваживали с бранью. К вечеру кое-как устроились в конюшне, которую отвел нам мулла. Наш черводар Мекади приготовил ужин. Ночь чудная, лунная. Поистине восхитительную картину представляет освещенная и теряющаяся во мгле долина р. Аджичая, а также глиняные и без садов дома самого селения, производили сильное, но вместе с тем какое-то тоскливое впечатление. Ночью нас разбудил стук в дверь – то запоздалые путники просили пустить их ночевать. Мы в свою очередь им в этом отказали. Утром я спросил муллу, что ему следует. Он ответил, конечно, персидской любезностью, но за искренность в тоне его голоса я приказал дать ему 4 крана. Тогда, к моему удивлению, этот первый человек в Персии заявил, что ему дано очень много и не стоит. Со своей стороны я дал ему 6 кранов, кроме платы за ячмень и дрова. Молла, растроганный, бросился целовать мои ноги. Это, видимо, искренний старик. Он рассказал, что русские генералы, Паскевич и Мадатов, были в 1827 г. в сел. Ходжа, но что русские никого не обижали… Весь переход этого дня составляет 4h06m движения, или около 28 верст.
Выступили 21/XI с ночлега в 8½ утра.
<…>
Вступили в
