Правы те, кто утверждает, что Новый год нужно встречать с близкими людьми.

Он видел Мишель третий раз в жизни, но каким-то непостижимым для себя образом уже считал своей. Нет, не в плане физиологии. Чувство, когда она была рядом, было значительно тоньше по ощущениям, сложнее, многограннее. Оно вызывало в памяти те книги, которые он читал в детстве и юношестве. Дюма, Сабатини, Куприн, Тургенев и Джек Лондон. Там герои всегда встречали каких-то особенных, необыкновенных женщин. И любили их особенной, необыкновенной любовью.

Глядя, как она пьет обжигающий глинтвейн маленькими, осторожными глотками, как кутается в его шарф или поправляет постоянно сползающую на глаза шапку, Михаэль не мог не отдавать себе отчет в том, что эта женщина затягивает его в водоворот не испытанных им доселе чувств. Еще не любовь, но ее предчувствие. Еще не зависимость, но уже потребность. Еще не родственная близость душ, но уже ее предвкушение.

После прогулки и встречи Нового года на площади они отправились домой. Камин, столик на двоих и шампанское, которое почему-то  не кажется таким противным. Наоборот, оно приятно щекочет нёбо и охлаждает бурлящую кровь.

И Михаэль, сам того не желая и не замечая, уже рассказывает малознакомой женщине о своих детских мечтах и с интересом слушает  историю  самой Мишель. Ту, что привела ее в его город. Он должен презирать ее бывшего мужа, поступившего с ней так низко. Он и презирает, но сквозь чувство презрения пробивается другое - чувство благодарности незнакомому и далекому мужчине, ведь если бы не его непорядочность, возможно Михаэль никогда бы не встретил Её.

И уже совершенно не стыдно сознаваться, что придя домой и не обнаружив Мишель в своей постели, он испытал горькое разочарование. И незаметно для обоих заканчивается вторая бутылка шампанского и тарелки с закусками пустеют, и когда она начинает собираться домой (как будто он бы ее отпустил!), Михаэль тут же приглашает ее остаться. И заваривает чай, и непринужденно шутит, и старается показать себя с как можно лучшей стороны.

На самом деле у него в голове уже крутится мысль, как бы уговорить ее задержаться в Таллинне, но он пока не решается озвучить ее вслух, боясь спугнуть эту удивительную женщину. Вместо этого он рассказывает ей о бабушке, живущей в Тарту и, видя ее заинтересованность, как бы в шутку предлагает составить ему компанию и поехать, навестить его пожилую родственницу.

Но волшебная ночь уже на исходе, пора спать. Вот тогда Мишель говорит, что не хочет заниматься с ним сексом.

Внезапно эта фраза обижает его. Не ее нежелание близости, а сама фраза. Почему-то ему начинает казаться, что она ожидает от него, Михаэля, чего-то плохого и заранее готовиться дать ему отпор. От того, наверное, его ответ звучит излишне резко:

- Я не собираюсь тебя насиловать.

И Мишель кака-то чудом понимает, что обидела и идет на попятную:

- Я не это имела в виду. Просто сказала, что не хочу секса.

Он тут же остывает и тоже сдает назад:

- Хорошо.

Она не понимает его такой спокойной реакции. Чего же ждала? Что он будет скандалить или выяснять отношения в праздничную ночь? Неужели ее бывший муж выкидывал такие коленца?

- Мишель, - он берет ее за руку, - давай я объясню. Ты мне нравишься, очень. И да, я хотел бы заняться с тобой с сексом. Но ты устала, уже очень поздно, и тебе хочется спать.

- А ты? - удивляется она.

- А я давно уже не мальчик и вполне могу справиться со своими желаниями, - отвечает он. - Мойся. Надеюсь тебя устроит мой гель для душа.

После всех водных процедур, когда они оказываются вместе в его кровати, он прижимает ее к себе и разве что не мурчит от удовольствия, такая она нежная, теплая, мягкая. Его женщина.

И Михаэль решается:

- Завтра пойдем к тебе.

- Зачем? - спрашивает она сквозь сон.

- Заберем твои вещи.

Он готов к  вопросам, уточнениям, может быть, даже возражениям. Мысленно собирается с силами и желает сам себе удачи, но Мишель уже крепко спит.

Зимы в Таллинне не то, чтобы холодные. Скорее, промозглые. Ледяной ветер со стороны Финского залива мгновенно пробирается под одежду. Тут не спасают легкомысленные итальянские пуховики, какой был у Мишель. Нет, нужна теплая дубленка и плотный, шерстяной свитер под ней.

Михаэлю нравилось о ней заботиться. Нравилось, когда она стояла перед ним в его одежде. Было в этом что-то возбуждающе-первобытное, засевшее в каждом мужчине еще с тех времен, когда, после удачной охоты на мамонта, в самые ценные шкуры добытчики облачали своих женщин. Возможно, это шальная кровь далеких предков - викингов стучала у него в висках, когда он натягивал на Мишель свою одежду?

Она осталась на все новогодние праздники. Поменяла билет и перевезла свои вещи к нему на чердак, оставив ключи хозяйке апартаментов. И это тоже было очень приятно, как будто она не оставляла себе возможности отступить, так, словно уже доверилась ему во всем. Мысли о том, что жить под одной крышей им предстоит лишь несколько дней, как и о том, что при желании снять номер в отеле не займет больше нескольких минут, Михаэль гнал от себя прочь.

Он с удовольствием взялся быть ее гидом, показывая Мишель город, в котором прошла почти вся его жизнь. Делился воспоминаниями и интересными местами, стараясь за эти короткие дни привязать ее к себе как можно крепче.

По ней, по ее одежде, по неброским, но дорогим аксессуарам было видно - Мишель привыкла к определенному образу жизни, а главное - она сама обеспечивает себе этот комфорт. Мишель не была приложением к успешному  и состоятельному мужу. Будь это так, Михаэлю бы было, что ей предложить. Но он не мог не понимать - женщина, сама построившая себе карьеру, вряд ли купиться на золотые горы, обещанные ей мужчиной. Михаэль даже стал прикидывать в уме, нет ли у него знакомого владельца или руководителя какой-нибудь хорошей, престижной детской клиники. Может быть, если предложить ей интересную и денежную работу по специальности, Мишель задумается о том, чтобы задержаться в Таллинне на подольше.