разглядеть, только пробивающийся сквозь них теплый желтый свет от люстры или торшера — он казался таким манким, что не оторвать глаз. По этой причине часто вечерами семья перемещалась именно сюда. На скамейке могло сесть трое, остальные устраивались рядом в креслах-мешках. И даже если в доме никого не было, то все равно на втором этаже включали торшер, который подобно маяку светил всему семейству. С ним было очень хорошо проводить в уютной задумчивости летний вечер.

Вот и в этот вечер было все так же. Сергей Иванович сидел на скамейке. В окне второго этажа горел свет.

Конечно, в годы его юности там не было никаких жалюзи. Вместо них висели кружевные занавески в пол-окна и тяжелые плюшевые шторы. И торшер был совсем другой, а в зале над круглым столом висел абажур с кисточками, тот самый, только теперь чуть отреставрированный, что сейчас доживал свой век в беседке. На этом свете уже давно не было ни отца, ни матери, ни брата, и, если бы не дом, не Акулина Гавриловна, верно, Сергей Иванович задался бы вопросом: «А были ли они когда-нибудь?» Сергей Иванович подумал, что, должно быть, по какому-то хитроумному плану вековечную липу умышленно посадили напротив дома, жизнь обитателей которого конечна и они вынуждены сменять друг друга, как в эстафетной гонке… Лучшего наблюдательного поста за бренностью мира, чем под сенью липы, невозможно было представить. Несмотря на большую семью, на то, что вокруг ежедневно кипела молодая жизнь, после семидесяти Сергей Иванович все чаще ловил себя на мысли, что он остался совсем один, что он из того мира, который уже почти весь вышел, а он — старик — все еще цепляется за него, и, возможно, это не вполне прилично. Хозяину «Зеленой листвы» была несвойственна хандра, но именно здесь, под липой, на него часто находили тоска по ушедшему и предчувствие, по определению самого Сергея Ивановича, приближения неизбежного…

— Сережа, ты будешь чай? — послышался голос Елены Федоровны из летней кухни. — Тебе принести?

— Неси.

— С пряником или с медом?

— И с медом, и с пряником, — в привычной манере шутил Сергей Иванович. На самом деле он очень любил сладкое.

У Глебовых царил культ чая. На «Зеленой листве» его могли пить в любое время суток и по любому поводу: чтобы обсудить приятное, тревожное, подивиться какой-нибудь новости и еще по миллиону других причин. Как во многих семьях, чай (реже кофе, который пили исключительно по утрам и иногда по отдельности) выступал эдакой необходимой смазкой для беседы. В этом смысле Глебовы были типично русской семьей. Иногда в беседке под абажуром устраивались чаепития с самоваром. Тогда величайшей забавой для всех становилось прихлебывание напитка из блюдец вприкуску с кусочком сахара. Блюстителем этой традиции была Марина. В такие вечера она всякий раз мысленно уносилась в собственное детство, когда здесь же, на даче, точно так же пила чай вместе со своей бабушкой.

Блюдце обязательно следовало держать по-купечески, на растопыренных пальцах, словно чашу. Напиток позволялось остужать, только сильно раздувая щеки, чтобы содержимого блюдца коснулась тонкая рябь и воображаемый кораблик наполнил свои паруса. Верхом же блаженства оказывались такие чаепития после бани, когда женщины надевали халаты, а на головы повязывали тюрбаны из полотенец. На «Зеленой листве» всегда хорошо чувствовали, что будет уместным для создания нужной атмосферы. Поэтому халаты, которые в семье мало жаловали, выступали скорее костюмами, выполняющими важную роль.

Елена Федоровна пришла на скамейку под липу со столиком-подносом.

— Подожди немного, он очень горячий, — предупредила Елена Федоровна.

Вечер выдался свежим, даже немного прохладным. Так бывает в июне.

— Очень хорошо, — сделав глоток, сказал Сергей Иванович.

— Сережа, нужно завтра разобрать место около компоста, всё руки туда не доходят.

— Там надо короб перевернуть — доски снизу подгнили. С Геркой сделаем или Вадима дождусь, одному неудобно. Я вот думаю про огурцы — что-то плохо растут. И чего им не хватает?..

— Так подкорми их завтра. Вообще, заодно можно все подкормить…

— Прям все?

— Прям да.

— Согласен. С утра этим займусь.

— А я поросли у малины обрежу — заросла она совсем, а потом подвяжу эту, как ее, на фасоль похожа… Вигну.

Новую культуру для «Зеленой листвы» — вигну — Елена Федоровна посадила за липой вдоль штакетника, служащего границей с задами дачи Семнадцатой улицы. По задумке она должна была превратить штакетник в зеленую стену, дав тем самым необходимую приватность и урожай. Растение уже было готово к экспансии окружающего пространства и лишь ожидало, чтобы хозяева придали этому процессу нужное направление. Глебовы активно использовали идею зеленой изгороди. К сожалению, самшиты у них не росли, но росла черная смородина. За домом вдоль забора, функцию которого выполняла сетка-рабица, были высажены кусты этой ягоды, и теперь, выросшие в человеческий рост, они надежно укрывали от посторонних глаз большую часть внутренней территории «Зеленой листвы».

— Лиза, принеси дедушке жилетку, — попросила Елена Федоровна внучку, когда та подошла к вентилю, чтобы помыть руки. — И сама накинь что-нибудь на себя, прохладно.

— Вы что, чай пьете? Не позвали даже.

— Ну так идем.

Лиза вернулась с дедовой жилеткой и креслом-мешком, а потом сбегала на кухню, чтобы сделать себе чай.

— Лиза, поможешь мне завтра привязать вигну?

— Хорошо.

— Но для этого тебе придется рано встать, — предупредила Елена Федоровна.

— Хорошо, — как-то совсем по-взрослому повторила Лиза. — А что будут делать Гера и Алеша, надеюсь, не спать?

Елена Федоровна вздохнула на этот приступ подростковой принципиальности.

— Гера будет помогать дедушке заниматься подкормкой.

— А Алеша? — не отступала Лиза.

— И Алеша будет тоже что-нибудь делать. Обещаю.

— Где твои братья? — спросил Сергей Иванович.

— Алешка во флигеле, наверное в библиотеке, а вот Герка с пацанами где-то, не знаю.

— Але-шень-каааа! — закричала Елена Федоровна, повернувшись в сторону «Хема». — Идем с нами чай пить! Ты слышишь?

Флигель находился рядом, и было слышно, как детский голос что-то ответил, но разобрать слов оказалось невозможно. Вскоре Алеша появился в дверях с африканской маской на лице. Из портативной колонки зазвучали барабаны Черного континента. Маленький шаман начал свой причудливый танец.

Иногда дети устраивали концерты для взрослых, которые могли состоять аж из двух отделений, а иногда, повинуясь настроению, они просто творчески дурачились. Делая широкие шаги в сторону, Алеша то поднимал руки вверх, то опускал их вниз, пружиня на ногах, затем кружился вокруг себя, прыгал. Сидящие под липой громко зааплодировали.

— Африканец, мой золотой, идем пить чай с нами, — говорила Елена Федоровна снимающему маску внуку. — Принеси себе кресло-мешок, а я схожу за твоей чашкой.

Теперь они сидели вчетвером.