Свернул с дороги в угрюмый городок. В чистом поле ночевать совершенно не хочется. После ночлегов в домах и гостиницах маркизата Суррей уже и мысли не возникло идти к какое–то поле под дерево, костер разводить, фу… Надо отдать должное лорду, среди провизии был и кошелек с ринами. Поэтому две недели я спал в тепле, сытости и до обеда. Если первые дни еще опасался плена, дремал чутко и старался не маячить перед глазами местных. То под конец спал пьяный и в обнимку с какой–нибудь тепленькой дамочкой.

И вот теперь понимаю, что все хорошее когда–нибудь заканчивается. Смотрю на черные дома, стены в копоти, крыши перекошенные. Облака, что нависли над городом, и те дождливые, черные. Люди забитые, по улицам перемещение происходит короткими перебежками.

В первом же гостином доме меня встретил одноногий старик, держащийся на костыле еле–еле. Еще двое старых людей в роли горничных и уборщиц ходили вдоль стенок, словно перетекая, чтобы не вызывать на себя какого–либо внимания.

Ночью долго не мог уснуть. За окном визжала какая–то хриплая баба. Толи ее насиловали, толи она кого–то. Но ввязываться и совершать геройские поступки совершенно не хотелось. Утром я был, мягко говоря, шокирован.

Изуродованный женский труп висел на столбе объявлений, прямо напротив выхода из гостиного дома.

Хорошее начало дня продолжилось новостью – у меня украли коня. Когда же я ринулся брать за шкирку одноногого, мне стало не по себе. Старик едва дышал, моля Великих, чтоб поскорее издохнуть, дабы избавиться от мучений.

Иду по улице и ожидаю наездов. Коня ведь нет, и быстро проскочить опасную зону не получится. У домов и на балкончиках сидят хари с вызывающими и изучающими меня мордами. Разбойники или хозяева города, то есть легальная администрация. Замечаю детей, шныряют между домами. Много… много детишек, чумазых и с волчьими взглядами ошиваются будто вокруг меня. Бездомные? И так много, и все пацаны. Ни одной девчонки не заметил.

Преграждая путь, на моем… МОЕМ Коне, гордо шествуя, вышел мужчина.

Черный плащ, что окутал седло и ноги всадника, сейчас в моде. Лицо вытянутое, аристократической наружности, скулы ярко выраженные, брови да синие глазки в черной окантовке, будто мужик их подкрашивает периодически. В общем эдакий сорокалетний харизматичный красавчик. За ним подоспели еще двое всадников, напоминающие серых мышей. Потому что их плащи были грязновато–серого цвета.

Посмотрел по сторонам: местная власть продолжает сидеть на лавочках. Крыльцо, как вип трибуна на турнире. Кто–то сплюнул, раздался звон упавшей на дорогу бутылки, стул скрипнул.

Усаживайтесь поудобнее.

– Что у тебя есть, путник, – прямо спросил всадник в черном плаще, гордо восседая на моем коне.

– Коня мало что ли?! – гаркнул я.

Смотрю на своего зверя. Конь глядит в ответ с гордо поднятой мордой. Предатель.

– Я думаю, недели три, – говорит один из всадников главному. Тот гадко и даже презренно улыбается.

– Одна, – брякает черный в ответ. Они пожимают руки и главный с ехидством добавляет:

– Через неделю нагрянут проститутки.

– Иди к Запределу! – прыскает раздосадовано серый всадник.

Над товарищем хихикает третий, затем говорит:

– Никогда не спорь с Константином.

Делаю шаг назад. На меня смотрят как–то оценивающе. Озираюсь по сторонам. Публика как сидела, так и сидит. Вот только беспризорные мальчишки что–то усиленно делят, указывая на меня ручками.

– Слушайте, мужики, – выдавил. – Верните коня, и я вас не убью, даже не покалечу.

Стою спокойно, а сердце начинает наращивать ритм. Что–то не так. Всего трое, и такие самоуверенные.

– Искали беглых, нашли пришлого, – усмехнулся один из всадников и неспешно пошел на меня.

– Помятый, такого даже проститутки побрезгуют убивать, – прокомментировал второй, топая за первым. Почти одновременно лязгнули шпаги, вынимаемые из ножен.

Опуская перевязь с вещами на землю, и я поднял меч наизготовку. Надоел он мне, слишком тяжелый, пора на шпагу менять. Константин не двигается, стоит на месте. Тем проще будет справиться с этой шайкой. Слишком самоуверенные ублюдки меня достали. Хотя, благодаря им и обогатился на землях Дезранта, где правит сила.

Первый атаковал стремительно, но предсказуемо. Когда ты верхом, особым разнообразием выпадов и углов атаки не похвастаешь. В результате я увернулся от удара и успел зацепить в ответ. Отчаянно заржала лошадь. Кажется, промахнулся. Лошадиная туша повалилась, чуть не прибив ошалевшего всадника. Через мгновение напал второй, но на этот раз его удар я принял на свой меч. И он раскололся пополам, как деревянная палка. Вот незадача.

Отпрыгиваю в сторону, чтобы не получить клинком и бегу к пытающемуся выкарабкаться из–под коня врагу. Лошадь ржет, пытается сама встать, перебирая копытами и усложняя мне задуманные маневры. Бросаюсь на лежачего. Но он отмахивается от меня. Второй раз… третий. Ловлю на повтор движений, делая неожиданный выпад. Выбиваю шпагу ногой, бью наотмашь сапогом по морде. Хватаю шпагу, вычисляя стук приближающихся копыт. Разворот и выставленный клинок спасает меня от потери головы. Пользуясь инерцией его оружия, что уводит руку противника в сторону, наношу скользящий удар. Выходит мимо всадника. Опять попал по лошади, да что ж такое! Та взбесилась и понесла всадника прочь.

Поворачиваюсь к Константину. Тот до сих пор стоит там, где и прежде. Под отборный мат лежащего, что продолжает выплевывать зубы иду вперед, разминая кисть со шпагой.

– Игры кончились, – пропел Константин.

Через миг я не смог вздохнуть. Еще несколько шагов, и понял, что это не случайно. Остановился, пытаясь бороться со своими легкими. Горло сдавило так, что в голове поднялось давление. Ослабевшая рука выронила шпагу. Упал на колени, в груди забил спазм. Это легкие требуют кислород. Будто тону в омуте, задыхаюсь, глаз застилает серая пелена. Всадник Константин смеется.

Черный Запредел зовет меня. Слышу голоса людей.

Вздох… словно жизнь влетела в мое ослабевшее тело. Руки ловко затягивают веревкой. Эти серые мыши тут, как тут. Голова не держится, сбоку от меня на землю посыпались мои пожитки из мешка. Налетели детишки, стараясь опередить друг друга. Чьи–то проворные не особо сильные лапки стягивают один сапог, второй…

Слабость во всем теле. Понимаю, что меня раздевают, воруют мои штаны, рубаху. Все в полусне каком–то. Имущество, одежду, все растащили мелкие стервятники. Слышу брань одного из всадников, что отгоняет беспризорников. Меня вяжут тугой веревкой, старательно лишая даже малейшей возможности двигаться. Потом каким–то не совсем понятным образом оказываюсь на телеге. Воняет тухлятиной и землей.

Телега едет бесконечно долго, попутно заполняясь новыми телами. У меня появилась куча стонущих, кряхтящих соседей. Все бы хорошо, только мы все голые. А соприкасаться с другими голыми мужиками очень неприятно. Нет ничего неприятнее! Потные, грязные, волосатые…