В целом, как писал командующий 39-й армией И.И. Людников, бой за Шарки выполнил также задачу проверки обучения войск:

«Удалось обнаружить некоторые недочеты в их подготовке, важнейшим из которых оказалась медлительность в закреплении достигнутого успеха. Военный совет обратил на это внимание всех командиров, и этот недочет в подготовке войск был ликвидирован»[246].

Настойчивые попытки взять Шарки заставили насторожиться немецкое командование. Учитывая мощные атаки в полосе 197-й пехотной дивизии, Рейнгардт запросил у штаба группы армий «Центр» разрешение подтянуть резервную 95-ю пехотную дивизию в район Богушевского. С этой позиции она имела возможность принять участие также и в отражении ожидавшегося, по данным разведки, наступления южнее, в полосе 256-й пехотной дивизии.

На следующий день, 19 июня, части 39-й армии вновь попытались отбить Шарки и даже захватили северную окраину деревни, однако немцам вновь удалось восстановить положение с помощью штурмовых орудий и сильной артиллерийской поддержки. По немецким данным, в боях за Шарки 17–19 июня Красная армия потеряла 69 человек только пленными. 197-й пехотной дивизии эти бои стоили 59 убитых.

Об интенсивности боев в десятидневку, 10–20 июня 1944 г., свидетельствует достаточно высокий расход боеприпасов 3-й танковой армии. Было израсходовано около 8 тыс. выстрелов 150-мм гаубиц s.F.H.18, 2 тыс. выстрелов 155-мм французских гаубиц и 625 выстрелов 210-мм и 555 выстрелов 280-мм французских мортир.

Надо сказать, что в немецких штабах не питали никаких иллюзий относительно направленности этих частных операций в эти дни. В ЖБД 3-й танковой армии отмечалось:

«Эти повторные атаки противника явно улучшают его исходные позиции для предстоящего крупного наступления, подготовка которого закончена»[247].

Однако в целом германское командование оставалось уверенным в себе. Шарки-то удалось удержать. На некоторых направлениях немцы, наоборот, оставляли невыгодные позиции. Так, в полосе 5-й армии они оставили рубеж в 3–4 км севернее р. Суходровка и отошли на южный берег реки. С одной стороны, это было нарушением принципа обороны плацдармов, проверенного зимой в боях за Новики. С другой стороны, протяженность фронта обороны на этом участке удалось сократить с 18 до 13 км.

Успехи в зимних боях породили некоторое зазнайство в рядах германских командиров. Одним из последствий стала смена опытных командиров частей и соединений. Отличившиеся в зимних боях продвигались по службе, но замена им не всегда была адекватна тем весьма сложным задачам, которые стояли перед немецкими войсками в летней кампании.

Так, незадолго до «Багратиона» 9-я армия получила нового командующего. Генерал Гарпе был вызван в группу армий «Северная Украина», где возглавил 4-ю танковую армию. Данному назначению поспособствовал командующий группой армий Модель, длительное время служивший с Гарпе и высоко его ценивший. Для ответственной задачи ведения оборонительной операции с применением танковых соединений Моделю был нужен проверенный командующий, имевший опыт вождения подвижных соединений. Гарпе, несомненно, был подходящей кандидатурой. Однако на замену Гарпе был прислан генерал Йордан, впервые получивший назначение на армию. Ранее, в зимней кампании, Йордан возглавлял VI армейский корпус в боях под Витебском. Похвастаться Йордан мог разве что высокими наградами: он был награжден Рыцарским крестом с дубовыми листьями и мечами, причем мечи получил по итогам зимы 1943/44 г. Перестановки командиров продолжались, несмотря на все более тревожные сообщения разведки.

Командир XXXV армейского корпуса генерал пехоты Визе был отозван на запад и назначен командующим новой 19-й армией в группе армий «Г». Вместо Визе корпус принял генерал-лейтенант Курт-Юрген фон Лютцов, для которого это было первое назначение на корпус, ранее он командовал только дивизией. Командиром 134-й пд был назначен генерал-лейтенант Эрнст Филипп, который с весны 1943 г. находился в тылу, будучи начальником артиллерийской школы в Ютеборге. То есть от реалий Восточного фронта он банально отстал и к тому же никогда до этого не командовал дивизией, только полками, причем артиллерийскими. Было недостаточно времени для того, чтобы произвести нормальную передачу дел в 134-й пехотной дивизии, а также для того, чтобы новый командир мог ознакомиться с условиями, в которых действовала его дивизия.

Перестановки командиров имелись и на других участках фронта. Командиром 12-й пехотной дивизии 4-й армии был назначен генерал-лейтенант Рудольф Бамлер, вызванный из Норвегии, где он находился с мая 1942 г. на штабной должности. Причем Бамлер получил отпуск между двумя назначениями и прибыл на командный пункт дивизии только 4 июня 1944 г. Его опыт Восточного фронта ограничивался примерно полугодом на должности начальника оперативного отдела XXXXVII моторизованного корпуса.

Иногда возникает впечатление какой-то эпидемии новых назначений в ГА «Центр». Позднее, уже будучи в советском плену, начальник боепитания 299-й пехотной дивизии лейтенант Гейнц Липшток нарисовал достаточно занимательную картину организационных изменений в его соединении:

«Насколько командование 299 пд и, в частности, командир дивизии генерал-лейтенант граф фон Ориски был уверен в своих силах и в отражении удара русских на участке его дивизии, говорит тот факт, что незадолго до наступления он решился расстаться с двумя наиболее авторитетными командирами полков, старыми офицерами этой дивизии. Примерно в середине июня были отправлены в Германию, в «фюреррезерве», командиры 528-го и 530-го полков 299-й дивизии, подполковник Фриче, награжденный дубовыми листьями к рыцарскому кресту, и полковник Кляузен. 1-го заменил прибывший из Германии полковник Гегерицкий с ампутированной левой рукой, а второго пришлось заменить командиром одного из батальонов 529 пп майором Гроссе. Оба вновь назначенных командира полков не успели в достаточной мере ознакомиться с положением на своих участках и узнать своих офицеров и солдат за эти несколько дней до начала наступления»[248].

Точными сведениями о дате наступления немцы, конечно же, не располагали. Однако не замечать подготовки к новому наступлению было невозможно. Командир 78-й пехотной дивизии Траут на допросе в советском плену уверенно говорил о замеченной в июне подготовке советских войск к наступлению. Траут также обращал внимание на характерную манеру пристрелки артиллерии:

«Пристрелка русской артиллерии ежедневно усиливалась (также с высокими разрывами)»[249].

Пристрелка на высоких разрывах была характерным приемом советских артиллеристов, отмечавшимся еще в зимней кампании. По показаниям Траута, немецкие наблюдатели также обратили внимание на существенное изменение объемов перевозок в направлении фронта. На протяжении нескольких дней в направлении фронта двигалось в четыре-пять раз больше машин, чем в обычное время. Немецкие наблюдатели видели, что машины подвозили в большинстве случаев артиллерийские снаряды и только некоторые перевозили людей.

Количественный рост советской артиллерийской группировки тоже не остался незамеченным. По этому поводу генерал Траут сообщил на допросе следующее:

«До середины июня было установлено перед участком дивизии от Днепра