Джеймс сказал медикам про эвкалиптовое масло, и один из них поднял флакон, посмотреть, сколько осталось, так же, как я раньше.

– Флакон на сорок миллилитров, – сказал он авторитетным тоном. – Сколько вы приняли?

– Всего глоток, – пробормотал Джеймс, пока кто-то светил ему фонариком в глаза.

Один из парамедиков повторил его слова в сотовый, который держал возле уха.

– Гипотензия, да. Обильная рвота. Кровь, да. Ни алкоголя, ни других лекарств.

Все на мгновение замолчали, и я предположила, что кто-то на другом конце вводит данные в базу, чтобы, возможно, определить неотложные меры лечения.

– Как давно вы его приняли? – спросил Джеймса парамедик, удерживавший возле его лица кислородную маску. Он пожал плечами, но по его глазам я видела, что он в ужасе, растерян и даже сейчас задыхается.

– Два с половиной – три часа назад, – произнесла я.

Все повернулись ко мне, как будто впервые заметили мое присутствие.

– Вы были с ним, когда он его выпил?

Я кивнула.

– Масло принадлежит вам?

Я снова кивнула.

– Так, ладно, – парамедик повернулся к Джеймсу. – Поедете с нами.

– В больницу? – пробормотал Джеймс, чуть отрывая голову от пола.

Зная Джеймса, я понимала, что он хочет это одолеть, волшебным образом выздороветь, убедить всех, что с ним все будет в порядке, если ему просто дадут пару минут.

– Да, в больницу, – подтвердил парамедик. – Риск судорог в настоящее время уже, скорее всего, позади, но через несколько часов после употребления может наступить угнетение центральной нервной системы и, вероятно, отсроченное появление более серьезных симптомов. – Медик повернулся ко мне. – Очень опасная штука, – сказал он, поднимая флакон. – Если у вас есть дети, советую его вообще выбросить. Я не впервые имею дело со случайным проглатыванием этой дряни.

Как будто я и без того не чувствовала себя достаточно виноватой и бездетной.

– Мистер Парсуэлл. – Один из парамедиков в ванной ухватил Джеймса за плечо. – Мистер Парсуэлл, сэр, не отключайтесь, – повторил он напряженным голосом.

Я рванулась в ванную и увидела, что голова Джеймса свесилась на сторону, а глаза закатились. Он был без сознания. Я бросилась к нему, но меня удержала пара рук.

Мгновенно началась суета: неразборчивые сообщения по рации, визг стали, когда в номер из коридора завезли каталку. Несколько человек подняли моего мужа с пола, его руки повисли по обе стороны тела. Я начала плакать, персонал гостиницы вышел в коридор, чтобы освободить место; даже они казались испуганными, а женщина в темно-синем костюме немножко дрожала, одергивая униформу. Когда хорошо обученные парамедики быстро переложили Джеймса на каталку и вывезли из ванной, в комнате повисла сдержанная тишина.

Джеймса покатили к лифтам. За несколько секунд номер опустел, остались только я и единственный медик. Он только что говорил по телефону в углу, возле окна. Теперь он опустился возле стола на колени и расстегнул передний карман большой холщовой сумки.

– Я могу поехать с ним на «Скорой»? – спросила я сквозь слезы, уже направившись к двери.

– Да, вы можете поехать с нами, мэм.

Меня это отчасти утешило, хотя было в его холодном тоне что-то тревожное, как и в том, что он, казалось, не решался смотреть мне в глаза. И тут у меня перехватило дыхание. Возле сумки медика я увидела свой блокнот, который раскрылся на моих утренних заметках.

– Это я возьму с собой, – сказал медик, поднимая блокнот с пола. – В больнице нас ждут двое полицейских. Они бы хотели кое-что с вами обсудить.

– П-полицейских? – заикаясь, выговорила я. – Я не понимаю…

Медик сурово на меня взглянул. Потом твердо указал на надпись моим почерком у верхнего края страницы:

«Количество неядовитого вещества, необходимое, чтобы убить».