Шрифт:
Закладка:
***
Использованы слова "Песенки студента" на слова неизвестного студента 13 века из рукописного сборника Carmina Burana и музыку Давида Тухманова. Песенку можно прослушать на ютьюбе в исполнении Максима Леонидова.
Феечки крутили меня, как куклу, вправо-влево. Вжик-вжик – лязгали ножницы. Фьиить-фьиить – тихо шуршали швейные иглы. Я закрыла глаза, чтобы не видеть жуткий хоровод из мини-Фредди Крюгеров, которые летали вокруг меня, подрезая, подбивая, подшивая, удлиняя, или, наоборот, укорачивая.
– Теперь волосы, – Флора дернула меня за прядь.
– Больно же! Аккуратнее, – взмолилась я, открыла глаза, наткнулась на сверлящий, как бор-машина, взгляд Флоры, и заискивающе улыбнулась: – Пожалуйста!
– Судьбу нужно было умолять, – отчеканила фея. – Чтобы она тебя сделала хоть чуточку привлекательнее. Не понимаю, как это может быть, чтобы один и тот же Фатумор создавал таких прекрасных созданий, как я: утончённых, красивых, талантливых. И таких ужасных неуклюжих великанш, как ты.
– О, великая Судьба! – пропищали феечки хором, обмахивая мое лицо сразу пятью кисточками с разными оттенками душистой пудры.
Ну все! Терпение лопнуло. Сколько можно оскорблять? Сейчас я им пропишу клизму, как слону, на десять вёдер. Я открыла глаза, и… застыла в изумлении. Нет, я, конечно, из себя на лицо не поганая, а вполне даже красотка. Но я же не думала, что настолько! Из зеркала на меня смотрела прекрасная незнакомка в ярко-алом экзотическом танцевальном костюме. Как бы дракона раньше времени Кондратий не хватил от такого счастья! Потому что у меня самой Ибица сердце перестало.
– Последний штрих, – Флора приколола мне на бедро номер.
Двадцатка – ай, как это плохо! В отборе всего двадцать девушек. Значит, я танцую последняя. Когда все уже устанут от зрелищ, а дракон в первую очередь, и мне придется перебить впечатление от всех предыдущих участниц. А я все надеялась, что меня поставят в серединку. Так лучше всего. Я это помню по конкурсам красоты в родном Волчедуйске. Чтоб его разорвало этого лепрекона Камцана проклятого, который определял порядок выступления. За что он меня так не любит? Что я ему сделала?
Приподнимая полы длинной юбки, я быстренько посеменила в зал торжеств. И успела вовремя. Дейна и Акавиша приберегли для меня свободное местечко, и как только я уселась в первом ряду рядом с другими участницами, свет погас, и на прозрачную, словно стеклянную сцену, выбежала Шамтара в нежно-розовом обтягивающем трико. Розовый цвет на фоне зеленой морды – ну ничего так, неплохо. Вспыхнул золотистый свет, освещая сцену. Дракон, сидящий напротив сцены, в ярко-алом кресле, установленном на высоком постаменте, улыбнулся и махнул рукой, разрешая начать танец.
На сцене откуда-то выросли гигантские цветы ядовито-малиновых оттенков, зазвучала музыка с рваным ритмом, похожим на африканский, и Шамтара принялась бегать по цветам, высоко задирая хвост. Акробатка из нее, конечно, знатная. Она цеплялась ногами за лепестки, свешивалась головой вниз, совершала головокружительные кульбиты, и при этом не забывала улыбаться и встряхивать золотой гривой, щедро усыпанной заколками виде букашек из драгоценных камней. Ушатай меня… то есть, я поражена, что сапфиры на заколках были настоящие. И изумруды с бриллиантами тоже. Я подлинник от подделки на раз-два отличаю. У меня вообще на богатство особый нюх.
– А чего она хвост все время задирает, как будто у нее там блоха кусается? – шёпотом спросила я у Дейны.
– Это у летайев означает сексуальный призыв, – едва слышно ответила она. – Ты на ректора посмотри: ему этот язык тела явно очень нравится.
Горал умилительно глядел на крокодилицу, едва не облизываясь, и даже пристукивал ножкой в такт музыке. Куда ж ты смотришь, огнеплюйная моя конфетка? Я же твоя вишенка на торте! Что ж ты снизу ложкой-то сухой бисквит скребешь? Ты подожди, пока до сливок с кремом дойдет, до меня то есть.
В конце танца Горал изрыгнул длинный столб пламени и зал взорвался аплодисментами. Причем ладошки студенток старательно били одна об другую, а на мрачных физиономиях было явно написано:
– Ах ты ж сучка зеленомордая!
Как только Шамтара откланялась, на сцену поднялась Акавиша. И вот тут-то я реально забеспокоилась. И не потому, что всё пространство над сценой заволокло золотой паутиной, по которой арахна скользила, изгибаясь под немыслимым углом. Не потому, что танец паука-охотника был завораживающе красив. Нет, дело в другом. Она испуганно смотрела на дракона и плакала. Даже Нистар, который тихо подглядывал за танцами из зеркала на браслете, прошептал:
– Беда, Алиса, ой, беда! Драконы обожают страх. Они его пьют, как воду в жаркий полдень. Посмотри на Горала: он сильно польщен.
Я и сама это заметила. Горал неотрывно сверлил взглядом Акавишу, явно упиваясь ее страхом и слезами. Не знаю, как насчет драконов, но даже на обычных мужиков женская слабость в наш век оголтелого феминизма, производит неизгладимое впечатление. При виде беспомощной красотки у них включается режим защитника, который в обычном состоянии спит. Природа ведь не дура! На черта защищать женщин, которые сами могут и в горящую избу и коня на скаку? Тут бы самому мужику вовремя ноги унести и под раздачу не попасть, пока супер- женщина стреляет с двух рук одновременно, и при этом правой ногой варит борщ, а левой укачивает ребенка, попутно попой набирая текст на мониторе компьютера.
Помню, была у нас в клубе одна девчонка. Ничего особенного, средненькая такая. Не дурнушка, не красавица – голимый стандарт. И на гламурных вечеринках эта хитрюга – раскиндык ее гипотенузу… гхм, то есть, чтобы Судьба вовек не дала ей милости, каждый раз проворачивала один и тот же трюк. Как только она замечала, что крутые золотые рыбцы на нее не смотрят, зато прилипают глазами к другим девчонкам, она ломала каблук. Притом каждый раз один и тот же. Была у нее такая дежурная пара обуви. Падала, якобы ушибив коленку, и заливалась горючими слезами, сидя на полу. А голос у нее был, как у полицейской сирены. Как заведет свой плач Ярославны, так даже музыку перекрикивала.
И, главное, на каждого проходящего мимо мужика она бросала взгляд, полный такой мольбы, что они аж в лице менялись. Тут же забывали, с кем пришли, бросали обалдевшую от удивления половинку, и пока та хлопала ресницами, пытаясь вкурить, что произошло, как наседки били крыльями вокруг бедняжки со сломанным каблуком и ушибленной ножкой.