Если Наследник Престола выживет, то можно смело возвращаться с повинной в высотку Фиолетового Рода и играть роль испуганного мальчика, совершившего побег по глупости. А если Алексей отдаст душу Разделенному, то не спасет даже Приют. К тому же у меня нет уверенности, что правящая фамилия не имеет к нему отношения.

Формально побега как такового не было, потому что не было заключения под стражу. Фиксация конечностей в больничной палате — это не арест, а забота о пациенте. Обвинений мне не предъявляли, в кутузку не бросали, лишь в очередной раз пригрозили вывести на чистую воду в качестве агента всех известных разведок сразу.

Но разве будут принимать во внимание формальности в подвалах Тайного Сыска, отбивая печень и почки?

Красно-белая «Стрела» останавливается на перроне, я выныриваю из пирожковой и вливаюсь в толпу ожидающих посадки пассажиров. Занимаю самое непопулярное и дешевое место — у дверей в тамбур. Помимо близости к выходу из вагона, оно обладает еще одним несомненным преимуществом: у меня нет соседей.

Откидываю спинку кресла, расслабляюсь и прищуриваю глаза, делая вид, что сплю. В голову приходят дежурные мысли о моем двойнике в сиротском доме, о слетающихся ко мне словно мухи на мед одаренных, об исчезнувшем Темном Кристалле и о Светлом Осколке, который рассыпался в моих руках.

Добавим в эту окрошку Темного, который отправил меня из Выборга в Царское Село, чтобы я сражался с другими Темными. Старик явно знал о нападении, но отослал во дворец и даже предложил поторопиться. Зачем он это сделал? Почему Темный благословил и направил меня на борьбу с Темными же?

Он был уверен, что я как минимум выживу и… Быть может, Темный послал меня уничтожить Кристалл? В памяти всплывает фраза Темного: «В империи нет доступных Темных Кристаллов!». О Кристалле в подвале дворца он не знал.

Снова паззл, и снова загадка на загадке…

Нет! Я мысленно качаю головой. Не сейчас! Я подумаю обо всем этом и многом другом, и обязательно решу, с кем все это можно обсудить, но позже.

Электронное табло сообщает, что Стрела разогналась до скорости триста километров в час. Я удивленно перевожу взгляд со светящихся цифр на пейзаж, медленно проплывающий за окном, и не верю своим глазам: уж слишком медленно он меняется.

Оглядываю окружающих меня пассажиров. Кто-то спит, кто-то сосредоточенно читает книгу или газету, а большинство зависло в своих смартфонах. Никто не наблюдает за мной и даже в окна не смотрит. Меня окружают самые обычные люди, не имеющие отношения к спецслужбам. В отличие от меня, они путешествовали на Стреле много раз, и парадоксы восприятия скорости их не интересует.

Откидываюсь на высокую спинку кресла и закрываю глаза. На этот раз по-настоящему. У меня есть пара часов, чтобы отдохнуть. Чуть меньше, потому что до Москвы я недоеду и сойду раньше — в Высоковске, а в столицу доберусь на рейсовом автобусе.

Прежний Симпа поехал бы в столицу, угнав мотоцикл или авто, но нынешний уже не верит в свое чудодейственное везение и с каждым днем становится все более прагматичным и осторожным. Уж слишком гладко решаются все проблемы, можно сказать, идеально.

Это мне очень не нравится. Побег из больничной палаты тоже прошел как по маслу. Я не могу избавиться от ощущения, что меня гнали по заранее спланированному маршруту, не мешая, а помогая унести ноги.

А еще я не понимаю, как воспользовался чудовищной мощью Темного Кристалла, и ума не приложу, как с помощью Темной энергии уничтожил Темную же сферу. Ведь я не прошел Инициацию, не стал Темным или Светлым, я все еще бездарь с фиолетовыми глазами. Бездарь, которому подвластна темная сторона Силы. Если об этом узнают Главы Великих Родов…

Я убеждаю себя, что у высших аристо нет резонов меня убивать без наличия доказательств! И внутренний голос тут же ехидно интересуется, почему я все еще не позвонил Шувалову. Нашептывает, что предупреждение Грибоедова было реальным, и я это чувствовал, а значит, обладаю как минимум задатками Темного. Кричит, что, совершив подвиг по уничтожению Темной Сферы, я подписал себе смертный приговор, и как только Цветные и Темные Одаренные об этом узнают…

Высшим Цветным рассказать об этом может только Цесаревич, других свидетелей нет. Расскажет или нет? Я все еще не понимаю, почему почему Алексей расположен ко мне, и потому не знаю ответ. У меня есть время до момента, когда он придет в себя и сможет говорить.

Наверное, есть, но его немного. Поэтому и приходится мчаться в Москву на поезде, а не на угнанном мотоцикле или авто, что более рискованно. Поездку автостопом я вообще не рассматриваю, потому что спрятать лицо от водителей и дорожных камер будет невозможно.

Что касается Темных, они уже знают обо мне слишком много, гораздо больше, чем я сам. Вопрос лишь в том, насколько скоординировано они действуют. С большой вероятностью их одаренные тоже делятся на кланы, которые могут преследовать разные интересы и действовать независимо и даже друг против друга.

Я обрываю поток мыслей и начинаю считать овец. Овечки всех цветов радуги пасутся на сером лугу, а пасет их несколько огромных, черных как смоль овчарок. Затем картинка приближается и становится понятно, что зубы в овечьих пастях ничуть не меньше овчарочьих, а раздвоенные копыта напоминают заостренные пики.

Я просыпаюсь за двадцать минут до объявления о прибытии экспресса на станцию Тверь. Просыпаюсь от внезапно захлестнувшей меня тревоги и оглядываю вагон. Картина все та же: пассажиры читают, зависают в смартфонах и спят.

Успокоившись, собираюсь закрыть глаза, и в этот момент двери переднего и заднего тамбура с грохотом распахиваются. В вагон вваливаются бойцы в форме Императорской Гвардии с автоматами наперевес.

Ныряю в проход, совершаю кувырок, встаю на ноги ближе к середине вагона и оглядываюсь. Путь к тамбурам отрезан — в обоих концах вагона сгрудились бойцы в активированной броне и шлемах. Две слаженные пятерки и их командир. В тамбурах, за полупрозрачными стеклами дверей также стоят их сослуживцы.

— Уважаемые пассажиры — просьба покинуть вагон! — говорит командир, и голос, усиленный динамиками шлема, оглушает.

Я узнаю интонации Бестужева-младшего. Его папаша все же поймал меня. Наблюдаю за пассажирами, спешно покидающими свои места и протискивающимися в проход между спецназовцами и корю себя за дурацкие моральные принципы.

Взять в заложники испуганных и вжавшихся в кресла пассажиров я не готов, хотя