Шрифт:
Закладка:
В отведенное время я и проник в ангар к нужному самолету. Нужно ли говорить, что я сделал всё без шума и пыли?
Раскаивался ли я в том, что сделал? Вряд ли. Да, пострадали невинные люди – пилоты, но в остальном… Не было никого из пассажиров с чистыми руками. Все они так или иначе были замешаны в физическом или уставном устранении конкурентов. На каждого был заведен компромат, а вот на Андропова у Брежнева был заведен даже специальный черный чемоданчик, который умыкнули с дачи безвременно почившего Генерального секретаря. И дел в этом чемоданчике хватило бы на три расстрельные статьи…
Наступил московский февраль. Месяц промозглого ветра и холодного воздуха по утрам. В Ленинградском Государственном Университете уже начались занятия, а я всё ещё оставался в Москве.
Да, меня не допускали до вышестоящего руководства страны. Да и не зачем мне было с ними встречаться – у них сейчас и без меня было забот выше крыши. Нужно было подчистить кадры, сменить ненужных людей на нужных. На тех, кто не предаст и не воткнет кинжал в спину.
Хм… А есть ли такие люди в политике?
Я не знаю. Может быть и есть, но рано или поздно червячок власти сможет подточить даже самое чистое сердце и склонить его к разрушению. Но сейчас наверху началось перестроение, и это требовало времени.
А пока… Пока что страна работала, развивалась, жила…
Шелепин прославился тем, что именно при нем была разработана операция по ликвидации вождя украинских националистов Степана Бандеры, который жил в Мюнхене под именем Стефана Попеля и призывал западные державы к войне против СССР. Уже за одно это я был ему благодарен, так как помнил, что осталось в моем времени, когда на Украине началась несуразица с теми же недодавленными бандеровцами.
Пятнадцатого октября пятьдесят девятого года советский агент Богдан Сташинский, выходец из среды украинских националистов, подкараулил Бандеру возле дома, проник в подъезд и поразил его ампулой с ядом. Враг советской власти остался лежать на ступеньках, по которым катились купленные им минутами ранее помидоры. Сташинский сумел скрыться и уже в декабре на Лубянке получал из рук Шелепина орден Красного Знамени (награждал «Железный Шурик» и Рамона Меркадера, устранившего Льва Троцкого).
Власти ФРГ отреагировали на операцию КГБ крайне болезненно. Сташинский вскоре совершил побег на Запад и, вероятно, под влиянием своей супруги-немки сдался западногерманской полиции. Суд признал Шелепина организатором операции, целью которой был Бандера, и выписал ордер на его арест. Эта история создала ему дурную репутацию на Западе.
А как показывает практика – лучше для страны нет руководителя чем тот, которого не любит Запад. И да, как бы не усирались свободолюбцы, говоря о том, что надо дружить со всеми и всех уважать, но я думаю, что в первую очередь надо научиться уважать собственный народ, а уже потом перекидывать это уважение на остальных.
Мне тогда показалось, что взорвался не самолет Брежнева – взорвался весь объединенный Запад, которому Шелепин встал твердой костью в горле. И встал он тем, что отправил дружеский посыл руководителям стран ОПЭК. В этом посыле содержалась информация, что Советский Союз поддерживает арабский мир и что он на их стороне в противостоянии с США и Западной Европой, которые снабжали оружием Израиль. И что Советский Союз не будет снижать цены на «черное золото» в угоду капиталистическим странам…
Так был сделан первый шаг в сторону от той страны, чьё будущее было предопределено названием «страна-бензоколонка».
Я в тот февральский день шел по улице и жадно вчитывался в газету, что купил в «Союзпечати». Так зачитался, что едва не налетел на детские санки. Только в последний миг отвернул в сторону и тут же приложил руку к груди:
– Прошу прощения! Зачитался!
– Ну, вы всё-таки поаккуратнее, гражданин, – раздался такой знакомый голос. – Газеты лучше читать дома!
Я поднял глаза и едва не ахнул – передо мной стоял Михаил Ерин! Мой отец! А рядом…
Рукав курсантской шинели поддерживала женская рука. Ирина Ерина, в девичестве Волкова.
Мои родители!
Но если это они, то в санках…
В санках сидел тот самый карапуз, который через сорок с очень лишним лет взорвет себя гранатой и отправится обратно в СССР…
Или не взорвет? И не надо будет ему отправляться обратно? Будет он жить себе и поживать в той самой стране, которая поверила в светлое будущее и с упоением начала его строить.
– Вы правы, – кивнул я. – Чтение всё-таки лучше оставить для спокойной обстановки. Ещё раз прошу прощения, обещаю, что впредь такого не повторится.
Вот ведь не хотел, а само собой сорвалась с языка та фраза, которой я обычно заканчивал свой прочувствованный диалог с отцом. Когда косячил и требовалось стоять под тяжелым взглядом, ища оправдания своим проступкам.
– Да ладно тебе, Миш, – погладила мама по плечу отца. – Товарищ же не со зла. Со всяким бывает…
– Ну да, со всяким, – пожал плечами отец и чуть сощурил глаза, приглядываясь ко мне. – Вы мне напомнили одного человека… Впрочем, только напомнили. Сейчас я вижу, что вы другой. Всего доброго, товарищ.
– Всего доброго, – ответил я и невольно козырнул. – Служу Советскому Союзу.
– Служу Советскому Союзу, – автоматически отдал приветствие отец и улыбнулся. – Тоже служите?
– Да, – кивнул я. – В основном на благо Родине. Но, не буду вас задерживать.
– Да, спасибо, а то так в кино можем опоздать, – улыбнулась мама и на её щеках появились такие знакомые ямочки.
Я посторонился, пропуская эту пару. Розовощёкий карапуз, укутанный как куколка шелкопряда в шубку и шарф, не спускал с меня серьезного взгляда. Он словно знал, что видит перед собой не просто молодого человека с легкой щетиной над верхней губой, а своё возможное будущее воплощение.
Пришлось пройти чуть дальше и встать возле афишной тумбы, чтобы скрыться с глаз идущей пары, везущей на санках маленькое сокровище. Я смотрел им вслед, а в груди разливалось что-то теплое, тянущее. В груди сам собой появился ком, который с трудом удалось проглотить.
У них всё будет хорошо, а у меня? А что у меня? А я для себя уже решил,
