старик. — Мальчик замолчал. Старик не двигался. Он смотрел на луну, пустыми, выцветшими глазами, точно она вычерпала их без остатка. Казалось ещё чуть, чуть, и она выпьет его всего до конца. Оставив только прозрачную оболочку, какую оставляют змеи, сбрасывая с себя старую кожу. — Знаешь, мне не хватает тебя. Я смотрю на тебя, и понимаю, что разговариваю с тенью. Голос мой звенит как в пустом, полуразрушенном доме. В нём давно уже никто не живёт. Здесь обитает только эхо. Гулкое и раскатистое, рождённое каплями воды, падающими с потолка на холодные каменные плиты. Я словно в склепе, среди плесени и сырости, пронизывающей мой позвоночник, и пробегающий мелкой дрожью по спине. Здесь больше нет тебя. Я понимаю это и покидаю, старое кладбище. Кладбище, на котором ты сам похоронил себя. Но почему я всё ещё чувствую твоё присутствие? Почему мне иногда кажется, что я слышу твой голос, звучащий, где то далеко? Почему глядя на твои останки, я всё ещё разговариваю с тобой? Как сумасшедший, что спрятал в доме покойника и продолжает жить с ним как с живым. Каждый день, я мою, и наряжаю мёртвое тело. Я требую, что бы оно вело себя как живое. И очень злюсь, когда оно, не следует законам, жизни. Я бьюсь, как бьётся о стекло муха, не понимая, что пространство разделено непреодолимой невидимой стеной, сквозь которую невозможно проникнуть, телу насыщенному жизнью. И так продолжается уже несколько столетий. Я смотрю на старика, сидящего на каменистом плато, на мяч застывший на тёмном небе, и думаю только о том, что бы он навсегда пропал в ночной тьме.

Прости его, Господи.

Снег идёт тихо

Снег идёт тихо.

Если дождь шумит, как роща на ветру, то снег идёт тихо.

Если град отчаянно колотит по крыше, сбивая в кровь свои кулаки. То снег идёт тихо.

Он идёт, ступая подушками кошачьих лап, по ковру, словно, просочившийся в реальность, сон расколотого сознания.

Он завораживает тонкими, эфирными узорами, и отпугивает реальностью нитей, сплетённых в прочную сеть.

Он лёгок на губах, и тяжёл на языке.

Он снег, а снег идёт тихо.

Ступая мягкими подушками лап, по жёлтому как её глаза песку.

Вздрагивая золотыми боками, при каждом шаге, словно, маленькие песчинки, слишком грубы, для её нежных лап, она движется в пространстве, оставляя без движения воздух вокруг себя.

Она сильна, молода, и красива.

Она смотрит на него жёлтыми, глазами, и счастье снова течёт по его застывшим венам.

Он тянется к ней губами, и шепчет — Дорогая моя, любимая.

Ветер колышет волосы, и обдувает его кожу. Окутывает его весенней саванной, и приносит её запах. Он жадно втягивает его загорелыми ноздрями, и снова шепчет — дорогая моя, любимая.

Она подходит к нему так близко, что он чувствует её дыхание.

Он растворяется в её жёлто-песочных глазах, рассыпаясь на множество своих, Я.

Они тонут в жёлтом море её зрачков.

Им становится страшно, и они начинают кричать, но их не слышно.

Звук становится белым, и он падает большими белыми хлопьями, на её изогнутую спину.

Раздаётся хлопок.

Он щёлкает затвором.

Львица вздрагивает.

Снег осыпается с её спины.

Она сжимается и распрямляется уже в прыжке.

Он нажимает на курок.

И львица исчезает.

Он открывает глаза.

И снова чувствует земное притяжение.

А за окном, тихо идёт снег.

* * *

Вечер скис, и над ним закружилась мошкара. Жёлтый кусок сыра выплыл из молочной сыворотки, и замер над большим, круглым чаном, в котором качалось, его отражение.

Морское братство

Белоснежный, двухмачтовый красавец, стоял у причала. Он был как рыба меч только с крыльями. Они хлопали на ветру. Треугольниками парусов. Канаты скрипели, натягиваясь при каждом вздохе синей воды, и фрегат гордо покачивался, привлекая к себе внимание окружающих.

Чёрный мерс подкатил и остановился у серых канатов связывающих судно с землёй. Парень в футболке и джинсах вышел из авто и пошёл к трапу.

— Вахтенный — Позвал он. Вахтенный, совсем мальчишка с веснушчатым лицом повернулся к нему.

— Что?

— Кто из старших на судне?

— Помощник капитана.

— Позови. Поговорить надо.

— Сейчас — Парень в джинсах сел на кнехт.

Канаты скрипели, судно качалось и ветер трепал его волосы.

Это было много лет назад, когда он был ещё кадетом. Он стоял в строю перед белоснежным парусником. Это был сон, который стал явью, только поверить в неё он до сих пор не мог. Торжественная часть закончилась, и он ступил на палубу настоящего парусного судна. Ветер надул паруса и корабль, разрезая волну, полетел не встречу испытаниям. Бури и шторма ждали его в пути, но как говорил капитан, морское братство не сломит ни один шторм.

— Я помощник капитана. Что хотел? — Он посмотрел на парня и улыбнулся сквозь седые усы.

— Слушай, хочу девушке корабль показать, разреши подняться на борт. Я заплачу, не обижу.

— Не обидишь — Он вздохнул — Ладно, давай веди свою девушку.

Они поднялись на борт. Она с интересом смотрела на странные приспособления. А он носился по шхуне как четырнадцатилетний мальчишка и с восторгом рассказывал ей о назначении каждой детали. Когда все закончилось, и они стояли у траппа, его лицо сияло от счастья.

— Спасибо капитан — Он достал бумажник.

— Уберите деньги — Кадет Семенов — Морское братство деньгами не мерят. Что не узнал?

— Парень внимательно посмотрел на моряка.

— А я вас всех помню. Помню, как вы первый раз ступили на палубу судна. Как горели тогда ваши глаза, ведь самое ценное для вас тогда было это то, что вы здесь. Что деньги? Брызги, по сравнению с тем, что ты сейчас чувствовал, бегая по судну. Я ведь видел сейчас опять того мальчишку, что отдаст всё, за то, что бы вновь ощутить ветер на своём лице. А ты мне деньги.

— Виноват.

— Вот то, то. Исправляйтесь кадет Семенов.

— Есть исправляться. Разрешите идти?

— Идите.

Он сел в мерс, и уехал. Уехал в свой мир. Мир, сотканный из финансовых отчётов, кредитов и выгодных инвестиций. Но я думаю, он обязательно вернётся. Ведь память о парусах и морском братстве, Не даст ему спокойно спать в мире финансовых пирамид.

Море

Я встретил его на берегу моря. Возле старого баркаса. Баркас был старый, чёрный от смолы, а он сидел рядом и смотрел туда, где волны пенились, огибая острые рифы. Глаза его слезились от солёного ветра. Руки,