худую женщину. Брезентовая куртка на ней висела, как на жердине, — совсем поизносилась, — а у меня спецовочка еще ничего себе. — И, как бы приглашая всех оглядеть ее убогий наряд, крутнулась на месте. Все рассмеялись.

— Вот что, Былова, — не переставая хмуриться, сказал Шугай, — после смены зайдешь ко мне, получишь спецовки. — Он подумал и с сожалением добавил: — Правда, может, не на всех хватит, да что поделаешь, — и, махнув рукой, заторопился из нарядной.

Королев посмотрел ему вслед: «Оказывается, ты и такой бываешь, начальник…»

II

Шугай до глубокой ночи просидел с главным инженером и десятниками у себя в кабинете: искали резервы. Было решено дать не меньше двух норм планового задания. Шугай поручил старому опытному горному мастеру Кузьме Соловьеву сформировать бригаду из опытных забойщиков-ветеранов и попытаться дать уголь из заброшенных забоев.

— Уголь там так отжало, что его только тюкни обушком, сам станет валиться, — говорил Шугай.

— А какая там кровля? — поинтересовался кто-то.

— Как железобетон, — заверил Соловьев, — вчера заглядывал туда и плевался от досады: уму непостижимо, чтоб такими целиками разбрасываться. Там не уголь — чистое золото.

Целик, о котором шла речь, был в свое время оставлен для поддержания лавы. Разрабатывать его сейчас — значит идти на явный риск, и Круглова запротестовала.

— А если я с управляющим согласую, разрешишь, Татьяна Григорьевна? — с иронической полуулыбкой посмотрел на нее Шугай.

— Не разрешу, нет! — заявила она, — в противном случае слагаю с себя ответственность.

— Ого! — сделал вид, будто испугался, Шугай и тут же успокоил ее: «Ладно, целик не будем трогать, у нас достаточно других резервов.

— А я б на вашем месте, Николай Архипович, ни в коем разе не согласился с нашим главным, — сказал Соловьев. — Если на то пошло, разрешите мне возглавить бригаду, — заявил он решительно, — наша главная испужалась, слагает с себя всякую ответственность, а я ее на себя сполна беру.

Шугай сказал серьезно:

— Ладно, Кузьма, прекратим этот разговор. Решили: целик не трогать.

Еще задолго до рассвета на площадке у шахтной клети стали собираться люди. Некоторые из них впервые спускались в шахту и на клеть смотрели с недоверием и опаской. Клетьевой, одноногий старик Прокоп Дудка подшучивал над «свеженькими»:

— Бабоньки, а вы подушки с собой прихватили?

— На кой они, спать в шахте собираемся, что ли?

— Зачем спать, — степенно возражал старик, лукаво играя бровью, — спать в шахте законом воспрещается. Я про то говорю, в случае оборвется клеть, чтоб было на что мягонько приземлиться.

Одни смеялись, другие недовольно косились на клетьевого: дьявол старый, тут и без того поджилки трясутся, а он со своими шутками.

Когда подоспела пора спускаться в шахту, Прокоп Дудка, прежде чем впустить в клеть, принялся тщательно обшаривать каждого. Для тех, кто работал в шахте, дело это было привычное. Подходя к клетьевому, они поднимали руки, и каждый по-своему шутил:

— Хоть наизнанку всего меня выверни, дед, все равно спичек не обнаружишь. Они у меня в тайном месте.

— Ты меня, деда, до того щекотно каждый день щупаешь, что по ночам стал сниться, — шутила какая-нибудь молодица.

— Тьфу на тебя, бесстыжая, — вроде бы сердился старик.

А иная просила:

— Ну еще, еще, дедушка… Хорошо, ух как хорошо!..

Новенькие, наоборот, сопротивлялись, не подпускали к себе старика. Тогда Дудка становился на принципиальную ногу:

— Не пущу в шахту, раз капризничаете.

— Начальнику будем жаловаться на твое нахальство.

— Хоть самому дьяволу, а не пущу. Мне приказано каждого дня всех вас щупать, какого бы вы полу ни были. Потому как, окроме того, что клетью командую, хожу в должности табакотруса. А это не шутейная профессия — отвечать за каждого поджигателя.

— Да какие с нас поджигатели, мы же не курим! — сопротивлялись свеженькие.

— Это не резон, что не курите, — стоял на своем Дудка. — Хотя в теперешнее время некоторые бабы дымят похлеще за мужиков. Может, иные и не курят, не спорю, а табачок и спички, извините, в кармане содержат. А с какой целью, спросите? Отвечаю — для своего любезного дружка. Случалось такое: обшаришь человека, что называется, с головы до пят, все вроде б в порядке, а в шахте табачищем несет. Узнал про такое, прихожу к Шугаю. Разреши, говорю, Николай Архипович, баб наших щупать. А он перекрестил меня шутейно и молвит: опомнись, Прокопий, не опоздал ли ты для такого ответственного дела. Ничего, отвечаю, справлюсь. И рассказал ему про мои подозрения. Выслушал и благословил: валяй, говорит, Прокопий, помогай тебе господь. И что ж вы думаете, того ж дня в вечерней смене обнаружил у одной девицы табачок и спички. Для своего любезного дружка контрабандой пронести хотела. С той поры и щупаю весь ваш род подряд с согласия начальства. И ничего — привыкли. Одним словом, распахивайте свои одежонки, приступим.

Спустя некоторое время у клети стоял сплошной визг и хохот. Входя в клеть, зарумянившаяся молодая женщина пожаловалась:

— Вот дьявол старый, ущипнул-то как. Не иначе, синяк оставил, — и потянулась рукой пониже спины. — А вдруг мужик повернется, что ему скажу…

Шугай ни на минуту не выходил из своего кабинета. Звонил в шахту, узнавал, как идут дела, отвечал на звонки из треста. Он знал, что на многих шахтах проводился день повышенной добычи. Сгорая от нетерпеливого любопытства, Николай Архипович иногда просил, чтобы незаметно подключили его к телефону Чернобая, когда тот разговаривал с какой-нибудь шахтой. И хотя «Коммунар» с первых же часов стал давать высокую добычу, на душе у Шугая не было спокойно. Уж он знал Чернобая. Тот найдет, к чему придраться. Один только раз позвонил управляющий на «Коммунар». Спросил, как идут дела, и когда Шугай назвал ему цифру добычи, Чернобай помолчал, видимо, взвешивая результаты всего треста, потом сказал:

— Неплохо сработали, только не зазнавайся.

— Ясно, Егор Трифонович.

— И вот еще что имей в виду: добытый уголь без промедления выдавай на-гора. Тот, который остается в шахте, не в счет.

— Понял, товарищ управляющий, — отвечал Шугай, а про себя думал: «А, дудки, Егор Трифонович. Ты хитер, и я не промах. Все равно весь уголек не получишь сегодня. У меня еще впереди будут несладкие денечки. Небось завтра спросишь: ну, как дела? Ответь тебе, что неважнецки, ястребом накинешься: выходит, штурманули без расчета, без соответствующей подготовки, а теперь лихоманка вас бьет. А так я свой запасец приплюсую, и тебе и мне покойно».

Когда в лаве не ладилось — не вовремя подвозили лес, угрожал неожиданный приток воды — Шугаю не терпелось сейчас же спуститься в шахту. Но всякий раз сдерживал себя, понимая, что там он затеряется: займется лавой, упустит другое — транспорт, лесосклад. А