А потом комсомольские значки прикололи нам. Когда прикалывали мне, я так волновалась, что даже слезы выступили на глазах. Мне стало стыдно за свою слабость, а вы сказали: «Ничего, дочка, это хорошие слезы»… Ваши слова я на всю жизнь запомнила.

Арина Федоровна почувствовала, как горячий комок подкатил к самому горлу. Сколько радостного, счастливого было в жизни людей, особенно молодежи, и все это в один миг, как жестокий ураган, беспощадно смела война.

Она обняла Фросю.

— Выходит, ты моя крестница.

Девушка ничего не ответила, пошла на свое место, незаметно вытирая глаза кончиком платочка.

— Заходите, Арина Федоровна, — сказала она, не показывая лица, Егор Трифонович у себя один.

Арина Федоровна немного постояла, чтобы успокоиться, и вошла.

В кабинете Чернобай был не один. У стола стоял пожилой с обветренным лицом мужчина в стеганке и в кирзовых сапогах.

«Расстроилась и забыла, что у начальника есть человек», — подумала Арина Федоровна о секретарше.

Чернобай сидел в просторном жестком кресле, полуобернувшись спиной к двери. Он даже не взглянул на посетительницу — не заметил или не хотел отвлекаться от разговора.

— …Я делаю все, что могу. Из сил выбился… — говорил человек в стеганке.

— Ты мне Лазаря не пой, Сеничкин, — круто оборвал его Чернобай, — после войны сил будешь набираться. А сейчас любой ценой давай уголь. Учти: чем меньше мы даем добычи, тем больше наших бойцов гибнет на фронте.

— «Мария» работает не хуже других, вы же это знаете. Но пока копер не установили… — попытался вставить Сеничкин, но Чернобай опять не дал ему говорить:

— Поставят копер — другой, повышенный план получишь. А сейчас давай мне уголь, какой с тебя требуют. Не дашь — по головке не поглажу. Вот так! — припечатал он кулак к столу и поднялся, давая понять, что разговаривать больше не о чем. Сеничкин с побитым видом вышел из кабинета.

Провожая его взглядом, Чернобай неожиданно увидел женщину и, не меняя сурового выражения на лице, удивленно посмотрел на нее.

— Вот как!.. Каким это вы образом очутились здесь?

— А вот так, — в тон ему, спокойно отозвалась Арина Федоровна. — Я не от себя, от горнячек пожаловала, управляющий. На какой стул позволишь присесть, ног не чую.

Чернобай теперь уже растерянно, с недоумением продолжал смотреть на посетительницу, словно спрашивая: кто такая, почему не знаю?.. И вдруг расплылся в улыбке.

— Неужто Арина Федоровна?.. Мать! — воскликнул он, быстро подошел, слегка сжал ей руки повыше локтей. — Совсем седая… Сдалась, — говорил он радостно и немного застенчиво.

— Скажи лучше — подурнела собой, а не сдалась. Это вернее будет. Война никого не кра-сит.

Уселась на стул, сдвинула на плечи белую, в мелкий горошек, косынку, провела рукой по волосам и, щурясь, пристально посмотрела на него снизу вверх.

— А ты, Трифонович, каким я тебя помню по «Марии», таким и остался.

— Э, ты, мать, из песни взяла, — отшутился он. Подхватил стул, сел напротив. Заторопил: — Ну, рассказывай, как живешь-можешь, как добралась из Караганды…

— Длинная это песня и неинтересно, — сказала она, — небось сам не в курьерском и не на самолете добирался из Кузбасса. Знаешь, как это сладко. Давай-ка лучше о деле поговорим. У тебя работы невпроворот, да и я спешу.

Чернобай, в готовности выслушать ее, сел в кресло за стол. Арина Федоровна пересела на стул рядом.

— У меня к тебе такой вопрос, Трифонович, — заговорила она. — Могут ли твои орсы усилить питание хотя бы забойщикам? Не для жиру, понятно, а чтоб уголька больше было.

Чернобай настороженно посмотрел на нее.

— Ты не пугайся, — поспешила она предупредить его, — забойщики не требуют академический паек или какой ты получаешь, или, скажем, работники твоего треста. С них хватит один раз сытно поесть в столовой.

Чернобай обиженно нахмурился, взглянул на нее исподлобья: все сказала? Но Арина Федоровна продолжала:

— В Караганде так было: рубаешь добре уголек — получай сверх положенного пайка талончик на обед. Не подумай, что там с продовольствием лучше, чем у тебя сейчас. Всему головой был строгий контроль. Я сама организовала его. Группы солдаток каждый день и час следили, чтоб магазины, столовые, склады не пускали на сторону даже грамма хлеба. Некоторые обижались: что это вы нас охраняете, как ворюг, не доверяете, что ли? Доверяем, говорили мы им, и проверяем. Так учил Ленин. Ударили по рукам разным расхитителям, и сразу улучшилось питание шахтеров. — Арина Федоровна пытливо посмотрела на Чернобая, спросила: — А в твоих орсах, думаешь, нет жуликов?

Тот повел плечами, сказал неуверенно:

— Не могу поручиться, мать.

— И не ручайся, — убежденно сказала она. — Так всегда было; чем больше горя-беды у человека, тем ретивее осаждают его разные паразиты. — Повязала платок, заправила под него волосы на висках. — Я тебе все сказала, управляющий, а теперь сам решай. Если согласишься со мной, подниму солдаток во всем районе на такое дело. За мной они пойдут, — уверенно заключила она.

Чернобай хорошо знал характер старой горнячки и не сомневался, что она все сделает для шахтеров. Поблагодарил за совет, но все же сказал:

— Только разреши, мать, вначале посоветоваться с кем надо насчет контроля. Думаю, что вопрос решится положительно.

Арина Федоровна согласно кивнула. Поднялась и вдруг вспомнила:

— Петр Степанович у себя, не скажешь?

— Не знаю, мать.

— А позвонить ему можешь?

— Насчет контроля хочешь поговорить? — усмехнулся Чернобай.

— Зачем же, — с легкой обидой сказала она, — теперь это твоя забота. К секретарю у меня другой вопрос.

Чернобай позвонил.

— Петр Степанович?.. Здравствуй. Тут у меня Арина Федоровна сидит, хочет с тобой поговорить.

Королева недовольно поморщилась, махнула рукой.

— По телефону говорить не буду. Скажи, сейчас сама зайду.

— По телефону говорить не хочет. Сама зайдет. Будешь ждать?.. Хорошо, передам, — и повесил трубку. — Петр Степанович ждет тебя.

Уходя, Арина Федоровна задержалась у двери.

— Не вздумай, Трифонович, — сказала она, — ругать свою секретаршу, что без спросу впустила меня к тебе в кабинет. А то ты бываешь крутехонек. Думаешь, не знаю, — покачала она головой и вышла.

Арина Федоровна недолго побыла у секретаря горкома, и когда ушла, Туманов несколько минут еще сидел за столом раздумывая: «Сейчас вызвать Битюка или когда вернусь из обкома?». И, решив, чтоб яснее была картина, не откладывать разговор, а потом решить в обкоме, как быть с этим человеком, позвонил.

Поджидая инструктора, Туманов ходил по кабинету, со злостью думал о том, что молодая, обманутая женщина столько ждет собственного супруга, отца ребенка, а этот мужлан живет с другой бабой. Пользуясь бронью, своим привилегированным положением, позволяет себе все, что вздумается, живет в полное свое удовольствие…

В кабинет вошел секретарь Сергеев. Заметив,