— Ну рассказывай, Катушка, как ты докатился до жизни такой?

Статистик растерянно молчал.

— Молчишь?.. Учти, я эти несчастные тонны возьму из добычи за сегодняшние сутки. Я как-нибудь выкручусь, но знай: в другой раз проявишь такую «самостоятельность», не помилую. Иди!

Королев и Шугай вместе вышли из кабинета. На шахтном дворе молча разошлись в разные стороны. Королев начинал понимать, что с начальником шахты творится что-то странное, неладное. Это тревожило и настораживало…

II

Круглова бесцельно бродила по шахтному двору. Ее душила обида и злость на начальника шахты: как он мог так поступить с ней!

Она даже не заметила, как испортилась погода. Замела поземка. Снежные пряди, вырываясь из-под ног, расползались по двору. Густо сыпало и сверху. Татьяна чувствовала, как по разгоряченному лицу текут капли оттаявшего снега, а может, и слезы, но не вытирала их. На эстакаде, куда она зашла, сквозь щели на узкоколейку намело горбушки снега. Здесь казалось холоднее, чем под открытым небом. Откатчицы, закутавшись по глаза, цепляли к витому металлическому канату груженные породой вагонетки, и лебедка медленно поднимала их по крутому взгорью террикона.

Круглова примостилась на одной из них впереди. Напряженно щурясь, посмотрела по сторонам и не увидела поселка. Его заволокло густым снежным туманом. Когда уже подъезжала к верхушке террикона, какая-то фигура, стоявшая у опрокида, крикнула застуженным голосом:

— И принесло же вас в такую заметель, Татьяна Григорьевна.

Женщина приоткрыла закутанное в байковый платок лицо, и Круглова узнала в ней Пушкареву.

Эту женщину она не один раз видела в кабинете Шугая. Забившись в угол, Аграфена могла полчаса и час просидеть молча, безучастно наблюдая за посетителями. Когда все расходились, начальник шахты спрашивал:

— Ну, чего тебе, Агата?

Глаза ее как будто прозревали, становились иссиня-темными, смотрели умоляюще настойчиво.

— Будто и правда не знаешь, зачем пришла, Николай Архипович? — в свою очередь спрашивала она.

Шугай, заметно смущенный, беспомощно пожимал плечами, о чем-то думал.

— Ну, добро, я для тебя что-нибудь придумаю, Агата, — неопределенно и неуверенно обещал он. Женщина нехотя уходила. А спустя день-другой ее снова можно было видеть в кабинете начальника шахты такой же неприметной, выжидающе притаившейся. И только один раз Кругловой довелось увидеть ее иной, но она не сразу догадалась, что Пушкарева была выпивши. Татьяне показалось, что у женщины какая-то личная радость: лицо покрыл легкий темный румянец, глаза горели и смотрели как-то открыто и ясно. Вела она себя не то чтоб развязно, скорее непринужденно: расхаживая по кабинету, передвигала цветы на подоконниках, поправляла ковровую дорожку и даже вытерла пыль с чернильного прибора. Благодарила шахтное руководство за то, что определили ее близнецов в детский дом и ей дали работу по душе.

— На терриконике мне совсем будет хорошо, Николай Архипович, родненький, — и ловила руку Шугая, чтоб поцеловать. Тот прятал руки за спину, насильственно улыбался и умолял:

— Да отцепись ты, Агата. Иди отдохни.

— А я не устала, Николай Архипович, родненький.

И, неожиданно обняв его за шею, звучно поцеловала в щеку и, смеясь, выбежала из комнаты.

…Татьяна спрыгнула на оттаявший скользкий глей. Когда вагонетка вкатилась в опрокид, из укрытия вышла еще одна женщина, закутанная по глаза. Вдвоем с Пушкаревой налегли на опрокид. Вагонетка круто накренилась, и из нее с шумом высыпалась порода. Густая сизая пыль смешалась со снежной порошей и закружилась в воздухе, застилая глаза. Опорожненный вагончик, лязгнув, принял первоначальное положение. Но все еще слышно было, как тяжелые глыбы породы, подпрыгивая, стремительно летели по крутому отвалу.

Порожняя вагонетка покатила обратно к подножию террикона, а наполненная породой находилась еще где-то далеко внизу. Пушкарева и ее товарка нырнули в укрытие.

— Давайте сюда, Татьяна Григорьевна, а то зазябнете, — позвала Агата.

Круглова прыгнула в яму, похожую на окоп, до половины прикрытый полусгнившими обаполами и ржавым листовым железом. Здесь было затишно, даже тепло. Прижавшись друг к дружке, женщины разговорились:

— Ну как, хорошо у нас, товарищ главный? — спросила Пушкарева.

— Плохо, — не приняла ее шутку Круглова.

— Это почему же? — удивилась Агата, все еще посмеиваясь. — Затишек, воздуху сколько душа желает. А вы — «плохо».

— Не шути, Пушкарева, — серьезно сказала ей Татьяна, — разве нельзя было вам будочку соорудить?

— А кто в этом виноват, скажите? — вдруг сердито отозвалась товарка Пушкаревой, стянув с лица грязный байковый платок.

Круглова узнала прицепщицу Ломову.

— Я виновата, — не совсем твердо ответила Татьяна, вглядываясь в лицо девушки, не понимая, как она здесь очутилась, — я и начальник шахты, конечно.

Аграфена не дала ей договорить:

— Да что это вы, в самом деле, наговариваете на себя. На фронте не такое терпят. Тут пули да снаряды над головой не летают…

Круглова привыкла к тому, что все так отвечают, когда речь заходит о трудностях. Сделав вид, что не расслышала ее, спросила у Тони:

— А ты как сюда попала, Ломова? Ты же работала на прицепе. — Девушка опустила глаза, прикрыла лицо платком и ничего не ответила. Круглова почувствовала, как Агата слегка толкнула ее локтем, мол, ни к чему этот разговор, и, подмигнув, предложила напарнице:

— По маленькой, что ли, Тонька, а то карета наша вот-вот приползет, — и тут же вынула из-под навеса флягу, взболтнула ее, открутила алюминиевую пробку и налила в нее с глоток желтой, как спитой чай, жидкости.

— Пей, — протянула она «бокал» напарнице.

Та опрокинула в рот содержимое и, болезненно морщась, не раскрывая глаз, передала опорожненную крышечку товарке. Агата выпила и хотела уже закрыть флягу, но, взглянув на Круглову, передумала:

— Выпьете, Татьяна Григорьевна?

— А что это?

— Самограй, первачок, — просто, даже с некоторой гордостью ответила Пушкарева.

— Самогон? — испугалась Круглова, — вы во время работы пьете?

Агата простодушно улыбнулась.

Круглова, сидя в укрытии, думала: почему Ломова вдруг оказалась здесь? Не узнав, ей не хотелось уходить. Она вспомнила, как однажды (случилось это месяца два тому назад) Тоня вдруг пропала в шахте. Клава Лебедь где только ни искала свою напарницу, но не смогла найти. Ее случайно обнаружили в полуобвалившейся заброшенной выработке. Выработка плохо проветривалась, и от недостатка воздуха Ломова потеряла сознание.

Пушкарева первая прыгнула в укрытие. Ломова осталась очищать вагонетку от примерзшего глея. Круглова осторожно заговорила с терриконщицей о ее напарнице. Агата, сидя на корточках, долго не отвечала — хмурая, задумчивая.

— Чудная вы, Татьяна Григорьевна, — наконец заговорила она, открывая лицо, — «отчего» да «почему»?.. А я на этой верхотуре разве от сладкой жизни очутилась? — Она скосила на нее вдруг вспыхнувшие глаза. — От обиды сбежала, чтоб меньше укоров слышать. Хоть мой Никита и пропал без вести, а сплетня про меня живет. Прежде там, на