что он был далеко от цели, но ничего не могла сказать. Во-первых, я затаила дыхание. Во-вторых, не хотела все портить, произнося что-то неуместное.

Через некоторое время он остановился, слегка задыхаясь, и сказал:

– Ты могла бы немного раздвинуть ноги?

Я сделала, как меня просили, подвинулась к нему и обхватила его бедра своими. Он не издал ни звука, когда ему удалось войти в меня. То, что я почувствовала, было острой болью, но я сказала себе, что это пройдет. Теперь мы были вместе. Экстаз не мог быть далеко.

И это было чудесно – держаться за Тома, когда он двигался во мне, чувствовать его пот на своих пальцах, его горячее дыхание на моей шее. Просто невероятная близость к нему заставляла удивляться этому.

Но Патрик, я уже тогда знала, – хотя сомневаюсь, что признавалась в этом себе в то время, – что деликатность, с которой он обнимал меня во время наших уроков плавания, отсутствовала. Когда он совершал свои толчки, я поймала себя на том, что снова представляю эту сцену: как я ушла под воду, и Том нашел меня, как он держал меня за талию, когда я плавала в соленой воде, как он нес меня обратно на берег.

Внезапно Том затаил дыхание, сделал последний толчок, от которого я чуть не застонала от боли, а затем рухнул рядом со мной.

Я погладила его по волосам. Когда отдышался, он очень тихо спросил:

– Все было в порядке?

Но я не могла ответить, потому что к тому времени уже плакала, используя каждый мускул, чтобы сделать это тихо и неподвижно. Это было облегчение от всего этого, и чудо, и разочарование. Поэтому я притворилась, что не расслышала его вопроса. Он поцеловал мне руку, повернулся на другой бок и заснул.

Я рассказываю тебе все это, Патрик, чтобы ты знал, как это было между мной и Томом. Так что ты будешь знать, что там была нежность, но также и боль. Так что ты будешь знать, как мы потерпели неудачу, мы оба, но также и как мы оба пытались.

* * *

Мы сегодня устали. Я не спала бо́льшую часть ночи, писала и теперь, в одиннадцать тридцать утра, только села за кофе, после того как искупала и одела тебя, накормила завтраком и передвинула твое тело, чтобы ты мог выглянуть в окно, хотя я знаю, что ты снова уснешь в течение часа. Дождь прекратился, но поднялся ветер, и я включила отопление, от которого в доме появился сухой пыльный запах, и мне он кажется довольно успокаивающим.

Интересно, сколько у нас еще времени, чтобы пройти через эту историю. И мне интересно, сколько времени есть у меня, чтобы убедить Тома поговорить с тобой. Прошлой ночью он тоже плохо спал: я слышала, как он вставал как минимум три раза. Тебя не удивит, если ты узнаешь, что у нас уже много лет отдельные комнаты. Днем он выходит из дома, и я больше не спрашиваю его, где он проводит время. Я перестала спрашивать по меньшей мере двадцать лет назад, после того как получила ответ, который должен был когда-нибудь прозвучать. Я помню, что Том направлялся на работу и на нем была форма. Эта форма была очень блестящей: сплошь серебряные пуговицы, эполеты и большая пряжка на поясе. Плохая имитация полицейской формы, но тем не менее Том выглядел в ней потрясающе. В то время он работал в ночную смену. На мой вопрос о том, как он провел день, пока я была на работе, он посмотрел мне в лицо и сказал:

– Я встречаю незнакомых людей. Иногда мы выпиваем вместе. Иногда занимаемся сексом. Вот что я делаю, Марион. Пожалуйста, не спрашивай меня об этом больше.

Услышав это, часть меня испытала облегчение, ведь я поняла, что не уничтожила своего мужа полностью.

Возможно, он все еще встречается с незнакомцами. Я не знаю. Я знаю, что обычно он берет Уолтера на длительные прогулки по холмам. Я работала волонтером в местной начальной школе по вторникам, помогая малышам с обучением чтению, а Том в этот день оставался дома. Но с тех пор, как ты живешь с нами, я сказала в школе, что больше недоступна, и теперь Том каждый день бродит по городу. Он занятой человек. Он всегда умел быть занятым. Он плавает каждое утро, даже сейчас. Не больше пятнадцати минут, но все равно спускается к скалам Телскомб и входит в ледяную воду. Мне не нужно говорить тебе, Патрик, что для шестидесяти трех лет он на удивление здоров. Он никогда не позволял себе расслабляться. Внимательно следит за своим весом, почти никогда не пьет, плавает, выгуливает собаку и смотрит документальные фильмы по вечерам. Его интересует все, что связано с реальными преступлениями. Это всегда удивляет меня, учитывая произошедшее. И он ни с кем не разговаривает. Меньше всего – со мной.

Видишь ли, правда в том, что он не хотел, чтобы ты появлялся здесь. Это была моя идея. Я настаивала. Тебе будет трудно в это поверить, но за более чем сорок лет брака я никогда ни на чем так не настаивала, как на этом.

Каждое утро я надеюсь, что мой муж не уйдет из дома. Но с того момента, как я попыталась усадить тебя за то, что медсестра Памела называет «семейным столом», Том даже не завтракает с нами. Раньше его отсутствие было чем-то вроде облегчения после всего, через что мы прошли, но теперь я хочу, чтобы он был здесь, рядом со мной. И хочу, чтобы он был рядом с тобой. Надеюсь, что он присоединится к нам в твоей комнате, хотя бы ненадолго. Я надеюсь, что он придет и хотя бы посмотрит на тебя – действительно посмотрит на тебя – и увидит то, что вижу я: что, несмотря ни на что, ты все еще любишь его. Надеюсь, это поможет сломать стену его молчания.

Вместо четырех дней в Уэймуте ты предложил нам воспользоваться твоим коттеджем на острове Уайт.

Хотя у меня были некоторые опасения, я так отчаянно пыталась сбежать из системы раздельных кроватей в доме родителей Тома, куда мы переехали, пока ждали свою квартиру в полицейском доме, что я согласилась. (Том сказал, что в его комнате нет места для двуспальной кровати, поэтому я оказалась в старой комнате Сильви.) Нас с Томом ждали четыре ночи вдвоем, а затем ты присоединился бы к нам, чтобы «показать нам это место». Это означало