его, и я чувствовала его тяжелое дыхание на моей шее. В тот момент я совершенно расслабилась и подумала: все будет в порядке. Я нужна Тому. Мы женаты, и все будет хорошо.

Том отделился от моего тела и отряхнул свой костюм.

– Сделаем это снова? – спросила я, вскакивая.

Он потер лицо.

– Боже, нет… – простонал он. – Пожалуйста, не заставляй меня.

– Я – твоя жена. Это наш медовый месяц. И я хочу пойти еще раз, – сказала я, смеясь и дергая его за руку. Я заметила, что его пальцы были скользкими от пота.

– Разве мы не можем просто пойти и выпить чашку чая?

– Конечно, нет.

Том неуверенно посмотрел на меня, не понимая, шучу ли я.

– Почему бы тебе не пойти еще раз, а я посмотрю? – предложил он, беря зонтик со стойки сбоку от будки.

– Но без тебя не будет весело, – надулась я.

Я наслаждалась этим новым чувством беззаботного флирта, но Том снова не знал, как реагировать.

После паузы он сказал:

– Как твой муж я приказываю тебе вернуться со мной в отель.

И обнял меня за талию.

Мы поцеловались один раз, очень нежно, и я, не говоря ни слова, позволила ему отвести меня обратно на корабль.

На протяжении всего ужина я не могла перестать улыбаться и смеялась над всякой ерундой. Возможно, это было облегчение, оттого что свадебная церемония закончилась, или возбуждение после горок, или предвкушение того, что должно было произойти. Как бы то ни было, у меня возникло ощущение, что я отчаянно к чему-то стремлюсь, не обращая ни на что внимания.

Том ухмыльнулся, кивнул и ответил смешком, когда я закончила длинный монолог о том, почему отель очень похож на старый корабль (скрипящие полы, хлопающие двери, ветер, бьющий в окна, персонал, немного страдающий морской болезнью), но у меня сложилось впечатление, что он просто ждал, пока это отчасти истерическое настроение пройдет. Несмотря на это, я говорила дальше, почти не ела, пила слишком много бургундского и открыто смеялась над ковыляющей походкой официанта.

В нашей комнате Том включил прикроватные лампы и повесил пиджак, а я рухнула на кровать, хихикая. Он отдал распоряжение принести нам два стакана виски; когда мальчик появился в дверях с маленьким подносом, Том поблагодарил его самым пафосным голосом, который я когда-либо слышала (он, должно быть, научился этому от тебя), и я захихикала еще сильнее.

Он сел на край кровати, допил виски и сказал:

– Почему ты смеешься?

– Полагаю, я просто счастлива, – ответила я, делая глоток обжигающего виски.

– Это хорошо, – сказал он, а потом: – Будем готовиться ко сну? Уже поздно.

Мне понравилась первая половина этого предложения: он использовал слово «готовиться»; но меня не особо волновал второй, с его практичным тоном, с предложением сна.

– Ты хочешь воспользоваться ванной? – продолжил Том.

Он по-прежнему использовал тихий, протяжный, слегка аристократический тон, который опробовал на мальчишке у двери. Я села прямо, голова немного кружилась. «Нет, – хотела сказать я. – Нет, я не хочу пользоваться ванной. Я хочу, чтобы ты раздевал меня здесь, на кровати. Хочу, чтобы ты расстегнул молнию на моей юбке, расстегнул мой новый кружевной бюстгальтер и задохнулся от красоты моей обнаженной груди».

Я, конечно, ничего подобного не сказала. Вместо этого вошла в ванную, захлопнула дверь, села на край ванны и подавила желание засмеяться. Я сделала несколько глубоких вдохов. Том раздевался по ту сторону двери? Стоит ли мне удивить его, ворвавшись в комнату в одной рубашке?

Я посмотрела на себя в зеркало. Мои щеки были в пятнах, а вино окрасило губы коричневым. Я выгляжу по-другому теперь, когда стала замужней? Буду ли я выглядеть иначе утром?

Когда мы впервые приехали в отель, я распаковала свою новую ночную рубашку из абрикосовой вискозы и повесила ее на заднюю часть двери в ванной, надеясь, что Том ее заметит и соблазнится глубоким вырезом и длинным разрезом с одной стороны. Оставив одежду кучей на полу, я натянула ночную рубашку через голову и расчесывала волосы, пока они не затрещали. Потом почистила зубы и открыла дверь.

В спальне было темно. Том выключил весь свет, кроме лампы на своей стороне кровати. Между простыней и подушкой его плечи в пижамной куртке лежали ровно и неподвижно. Его глаза проследили за мной, когда я подошла к кровати, откинула простыню и забралась к нему. К этому моменту мое сердце колотилось в груди, и желание смеяться полностью покинуло меня. Что бы я сделала, если бы он просто выключил свет, пожелал спокойной ночи и повернулся ко мне спиной? Что, Патрик, я могла с этим поделать? Пока мы лежали не двигаясь, мои зубы начали стучать. Я не могла первой прикоснуться к нему. Мы поженились, но я не имела права предъявлять какие-либо требования. Насколько я знала, жены не могли предъявлять физические требования. Женщины, которые умоляли о сексуальном контакте, были отвратительны и неестественны.

– Ты хорошо выглядишь, – сказал Том, и я повернулась, чтобы улыбнуться ему, но он уже выключил свет. Мое тело напряглось. Вот и все. Все, что ждало впереди, – это сон. Настала самая долгая тишина. Затем его рука коснулась моей щеки.

– Все в порядке? – мягко спросил он, и я не ответила. – Марион, с тобой все в порядке?

Я кивнула, и он, должно быть, почувствовал это движение, потому что его большое тело придвинулось ко мне, а затем его губы оказались на моих губах. Такие теплые. Тогда я хотела потерять себя. Я хотела, чтобы этот поцелуй перенес меня куда-то, как происходило в романах, которые я читала. И это немного помогло; я открыла рот, чтобы впустить в себя больше Тома. Затем он начал дергать мою ночную рубашку, натягивая ее большими складками мне на талию. Я попыталась пошевелиться, чтобы ему стало легче, но это было трудно сделать, потому что его другая рука лежала на моем бедре, прижимая меня к кровати. Мое дыхание участилось; я погладила его по лицу.

– О, Том, – прошептала я и, сказав это, почувствовала, что все действительно происходит со мной, здесь и сейчас, в этой нетронутой постели в старом отеле «Корабль».

Мой муж занимался со мной любовью. Том поставил локти по обе стороны от моих плеч и всем телом навалился на меня. Я положила руки ему на поясницу и поняла, что он снял пижамные штаны. Я позволила своим рукам скользнуть по его ягодицам, которые были более гладкими, чем я когда-либо могла себе представить. Он сделал несколько выпадов в мою сторону. Я знала,