Шрифт:
Закладка:
– В конце концов я добралась до вершины, но оказалось, что это не крыша здания. Моим глазам предстало зеленеющее поле. Я так устала от противостояния с толпой и долгого подъёма по пожарной лестнице, что без сил рухнула на траву. Мне хотелось плакать, но я удержалась от этого порыва. Я ещё долго лежала, вдыхая запах одуванчиков и пытаясь отдышаться. Когда я снова открыла глаза, то увидела, что надо мной возвышается женщина с белоснежными волосами, такими белыми, что они казались серебристыми. На её лбу красным цветом был начертан астрологический символ Марса. От одного сна к другому он был нарисован по-разному – бывало чернилами, но иногда и кровью. Изредка я замечала, что он вытатуирован на её коже, бледной, словно молоко.
– Это также символ мужчины, – вновь вмешалась я. – Астрологический символ Марса. Круг со стрелкой. Женский символ связан с Венерой. Круг с крестом под ним.
– Господи, – вздохнула она, снова недовольно на меня уставившись. – Я в курсе, Имп. Уже тогда я это знала. – Она забрала обратно коробку «Трикс». – Ты хочешь услышать оставшуюся часть или нет?
– Да, – закивала я. – Конечно.
Абалин поставила коробку с хлопьями рядом с пультом дистанционного управления.
– Итак, она возвышалась надо мной, эта бледная седовласая женщина. Затем она произнесла: «Дочь моя, что ты выберешь? Дорогу иголок или Дорогу булавок?» Я извинилась и сказала, что не понимаю, что она имеет в виду. Я что-то делала там, во сне, но не помню, что именно. Она сказала, что…
– Булавками легче скреплять, – прошептала я, перебивая в четвёртый, пятый, шестой раз. Но Абалин не выглядела расстроенной, наоборот, на её лице читалось удивление. – Дорога из иголок гораздо труднее, потому что скреплять что-то иголками намного сложнее. Это она тебе сказала?
– Ага, – тихо произнесла Абалин. Насколько я помню, она слегка побледнела. Но это, наверное, просто игра моей памяти. Хотя, возможно, и нет. – Вот и всё на этом. Ты в курсе, что это может значить?
– Это один из старинных вариантов французской народной сказки «Красная Шапочка», ещё до того, как она была положена на бумагу. Это выбор, перед которым волк ставит девочку, когда они встречаются в лесу. В других версиях этой сказки дороги называются: Дорога из гальки и Дорога шипов. Ещё Дорога корней, а в Тироле – Дорога камней. Я много знаю о Красной Шапочке.
– Понятно, – все также еле слышно произнесла Абалин.
– Я ненавижу эту сказку, – призналась я, а затем спросила: – И какую в итоге ты выбрала?
– Я этого так и не сделала. Отказалась выбирать. И поэтому седовласая женщина превратила меня в дерево.
– Как Филлиду.
– Верно, – ответила она, после чего молчала минуту-другую. Эта неловкая тишина, казалось, длилась вечность, но она просто не могла длиться больше пары минут. Я уже начал было думать, что Абалин так и не закончит рассказ о своих сновидениях, когда она вдруг произнесла: – Я была деревом много лет. Так мне это тогда показалось. Я видела, как зелёное поле постепенно побурело, а потом наступила зима и покрыла его снежным одеялом. Затем пришла весна, и оно снова зазеленело. Снова и снова я наблюдала за сменой времён года. Мои листья пожелтели, приобрёли золотистый оттенок и упали на землю. Мои ветви сначала оголялись, а потом на них появлялись почки, побеги и новые свежие листья. Не могу сказать, что это было неприятно, особенно после того, как я заблудилась в оставшемся далеко внизу городе. Мне даже захотелось навсегда остаться деревом, но я понимала, что седовласая женщина этого не допустит, что рано или поздно она вернётся и снова задаст свой вопрос.
– А каким ты была деревом? – поинтересовалась я.
– Не знаю. Я ни хрена не понимаю в деревьях.
– Она вернулась?
– Да. И, как я и думала, снова задала свой вопрос: «Дорога булавок или Дорога иголок?» Я выбрала Дорогу иголок, поскольку подумала, что она сочтёт меня трусливой или ленивой, если я выберу более лёгкий путь. Я была признательна ей за то, что она позволила мне побыть деревом, и не хотела, чтобы она разочаровалась во мне, посчитав неблагодарной.
– Красная Шапочка выбрала Дорогу булавок.
– И её съел волк.
…чтобы отпугивать волков.
– На самом деле я вовсе не собиралась идти по Дороге иголок, по крайней мере не в буквальном смысле, – продолжила она. – Образно выражаясь, да. В конце концов, это ведь была метафора. – Она задумчиво посмотрела на незажжённую сигарету между пальцами, и я чуть было не предложила ей наконец не мучиться и закурить. Но тут она снова заговорила: – Я упоминала, что знак на её лбу перестал быть знаком Марса? Теперь это была Венера.
– Я догадалась.
Абалин понимающе кивнула.
– Потом сон становился каким-то глупым. Детским, я имею в виду.
– Но ты ведь и была тогда ребёнком.
– Ага. И все ещё остаюсь им.
– И что такого глупого в нём было? Что произошло дальше?
– Она сказала, что я научилась терпению. Мол, теперь я поняла, что нельзя получить желаемое легко и быстро, что для этого всегда нужно прилагать усилия. Пройдя через это, я обрёла понимание, что могу никогда не получить того, что мне хочется. «Так устроен мир, – сказала она мне, – и никаких особых поблажек у тебя не будет». Потом она коснулась отметины у себя на лбу, и я стала девочкой. Всего на мгновение, а потом я просыпалась, и так повторялось из раза в раз. После этого я лежала в кровати, изо всех сил пытаясь снова заснуть, найти дорогу обратно в этот сон и никогда больше не просыпаться.
– Как-то не очень по-детски, если честно, – хмыкнула я.
Она пожала плечами и пробурчала:
– Не важно. Мой психиатр посчитал, что в действительности я не видела никаких снов и это всего лишь вдохновляющая история, которую я сочинила, чтобы у меня была хоть толика надежды или ещё какого духоподъёмного дерьма. Но мне действительно снились эти сны, я не знаю, сколько раз. И до сих пор, бывает, я их вижу, но уже не так часто. Гораздо реже, чем тогда.
– То есть не важно, был это сон или сказка, не так ли? – спросила я, и Абалин вяло огрызнулась, что не любит, когда её подозревают во враньё, если она говорит
