Шрифт:
Закладка:
Тася пыталась еще что-то такое объяснять, о чем-то просить.
«Вы отправляете моего ребенка на смерть!» — кричала.
Но Ионеску уже вызвал конвой, и ее отвели в камеру.
Прошел час, а может быть, два или три.
От Атанасиу не было вестей.
В обед им принесли из Сабанских казарм обычную «чорбу», но ни Тася, ни Изя к еде не притронулись.
Наконец, около трех часов дня, когда за окном уже начала сгущаться февральская мгла, в камеру неожиданно вошел солдат и объявил, что капитан Атанасиу вызывает Тасю на допрос.
Таси не было около часа.
Все это время Изя играл с Ролли в «крестики и нолики», но мысли его были там, в кабинете Атанасиу: «Только бы он согласился… Только бы он согласился…».
Но вот заскрежетал замок, в дверях показалась Тася и прямо с порога крикнула: «Он согласился!»
А потом они долго сидели рядышком на оставленном им в наследство Альбертом настиле из досок, и Тася жарким шепотом рассказывала Изе подробности встречи с Атанасиу.
Подробности вкратце сводились к следующему.
Тасе удалось убедить Атанасиу в реальности существования тайника и огромной ценности его содержимого. Взамен на получение всего этого «содержимого» он готов попробовать спасти их, всех троих. Особенно он напирал на слово: «попробую». Не «спасу», а «попробую спасти».
И никаких гарантий. Вам, сказал он, придется положиться на меня, как и я, впрочем, полагаюсь на вас. И действовать нужно быстро, поскольку мальчишка – «пуштуле», сказал он, имея в виду Ионеску, уже закрыл дело и с минуты на минуту может прибыть грузовик из «Централа».
Так что уже завтра утром на Изю наденут наручники, и конвойный выведет его через тюремный двор на улицу. Там его будет ждать личное авто Атанасиу, и он вместе с конвойным поместится на заднем сиденье. Через минуту из парадных дверей выйдет сам военный прокурор. Он сядет рядом с водителем и, не обращая внимания на Изю, прикажет ехать на Софиевскую, 17, в дом, где когда-то жила Нора.
Там, на месте, они постараются выяснить, кто живет сегодня в квартире Норы и как можно добраться до тайника. А дальше он уже будет решать сам, что можно сделать.
Ну вот и все. Теперь остается только надеяться на Бога.
Блеск золота
На следующее утро все произошло именно так, как планировал Атанасиу.
Вместе с военным прокурором Изя поехал на Софиевскую, и вот он, наконец, этот знакомый двор, запущен он, правда, невероятно, но слева в полной сохранности старый мраморный колодец, а справа флигель и вход на лестницу, которая ведет в квартиру Норы.
Атанасиу приказывает конвойному снять наручники с арестованного и занять пост у входа на лестницу. Солдат удивлен, но выполняет приказание.
А сами они поднимаются по этой когда-то шикарной мраморной лестнице на второй этаж.
Но что это? Дверь в нужную им квартиру приоткрыта…
О боже! Во что превратилась гостиная Норы?
Комната совершенно пуста, ни мебели, ни картин, ни ковров. Стекла выбиты, пол завален мусором, а со стен свисают клочья дорогих тисненых обоев.
Изя понял: обои содраны – значит, тайник обнаружен и все драгоценности пропали. В ужасе он бросился в спальню: та же картина – мусор и сорванные обои…
Уже ни на что не надеясь, Изя обводит глазами пустую комнату, стараясь восстановить в памяти место, где стояла кровать, над которой он выдолбил в стене тайник. И вдруг…
И вдруг он видит слева от двери на грязной, лишенной обоев стене четко очерченный, совершенно правильный круг. Тот самый круг, который он, прежде чем долбить эту стену, очертил своей профессиональной рукой.
Вы, конечно, уже догадались, что это был контур задраенного мелом тайника, чудом не обнаруженного и не вскрытого.
Не помня себя, Изя крикнул Атанасиу по-русски: «Закройте дверь!»
Военный прокурор, видимо, понял приказ арестованного и поспешил его выполнить. Он плотно прикрыл дверь, прислонился к ней спиной и для надежности вынул из кобуры пистолет.
А Изя достал специально захваченный им из «Куртя» сапожный молоточек и стал отбивать им мел. Куски затвердевшего мела со стуком падали на пол, и вскоре обнажился тайник, а в нем заполненные драгоценностями серенькие полотняные мешочки. Изя вынул их один за другим, сложил на полу у стены и отошел в сторонку, как бы приглашая Атанасиу получить все обещанное в целости и сохранности.
Атанасиу подогнул полу своей прокурорской шинели, сел на загаженный пол и, расчистив от мусора небольшое пространство, стал высыпать на него драгоценности.
Все богатство доктора Иосифа Тырмоса: золотые монеты и брильянтовые кольца, тяжеленные цепи и огромные луковицы золотых карманных часов, старинные браслеты и инкрустированные золотом портсигары – странно блестели посреди нечистот и мусора.
Атанасиу, казалось, забыл, где он находится, и потерял счет времени. Он перебирал эти блестящие безделушки, рассматривал каждую из них, поднося ее к самым, видимо, близоруким глазам, и зачем-то раскладывал на две неравные кучки.
Изя стоял у окна и смотрел, как знакомая вам уже дворничиха Павлова сгребает деревянной лопатой снег. Он боялся дышать, боялся неловким движением или звуком нарушить «транс» военного прокурора.
Ситуация была крайне опасной. Известная своим любопытством Павлова могла вдруг решить «проверить, что происходит на вверенном ей объекте», солдат, стоящий у входа на лестницу, мог тоже в любой момент захотеть узнать, не убил ли военного прокурора «опасный преступник», с которого сняли наручники.
Да и сам Атанасиу вполне мог воспользоваться своим уже вынутым из кобуры пистолетом и пристрелить этого «опасного преступника», скажем, при попытке к бегству. А Тасе он мог бы потом объяснить, что тайник был пуст, а Изя сбежал, бросив на произвол судьбы жену и ребенка. Впрочем, он мог бы и ничего не объяснять, он мог бы просто забыть о Тасе – ее все равно не сегодня-завтра отправят в «Централ»…
Так думал Изя, и перед его мысленным взором уже маячит тень бедного Альберта, смерть которого тоже была связана с золотом и брильянтами.
Но тут Атанасиу стряхнул с себя наваждение, уложил все драгоценности из собранной им большей кучки в портфель и, встав наконец с загаженного пола, кивнул Изе на меньшую кучку и сказал ту самую фразу, которую обычно говорили солдаты гарды, принося кусок мамалыги: «Pentru Fata!» – «Для девочки!»
Изя в тот миг даже не очень понял, что произошло. Почти не глядя на так неожиданно свалившееся богатство, он рассовал оставшиеся на
