— Мне нужно видеть падре, — сказала она часовому. — Я должна найти мистера Кингстона, это срочно.

Падре часто вызывали в госпиталь вот так, и часовой пропустил ее, сказав, что падре, вероятнее всего, в столовой.

В столовую Молли идти не могла, но ее сообщение передали Роберту Кингстону, и они вместе поспешили в палату номер три.

— Он тает на глазах, падре, — в отчаянии сказала Молли. — Нам его уже не спасти.

Падре услышал по голосу, как сдавило ей горло, и сказал:

— Постарайтесь не слишком убиваться, Молли, вы сделали все, что могли. Теперь все в руках Божьих. Мы можем только молиться за него.

— Что-то мне сдается, что Бог нас не слышит, — с горечью сказала Молли, — если он вообще есть. Если бы Бог был, разве началась бы эта война? Если бы Бог был, он не дал бы Гарри умереть. — Слезы текли по ее лицу, она смахнула их рукой. — Он ведь не старше меня, падре, он еще и не жил толком.

Роберт Кингстон неловко взял ее за руку.

— Молли, если такова воля Господа… — начал он, но Молли перебила его, вырвав руку:

— Если такова воля Господа, то я такого Господа знать не хочу, — сказала она со злостью и зашагала впереди — в палату номер три, в тоску и безнадежность.

Сестра Мари-Жанна задернула шторы вокруг кровати Гарри, чтобы падре мог побыть с умирающим наедине. Приподняла занавеску, впуская священника, и снова опустила за его спиной.

Молли повернулась к монахине.

— Я схожу за его другом, — сказала она. — Нельзя, чтобы он умирал один, без друзей.

Сестра Мари-Жанна хотела что-то сказать, но Молли уже вышла из третьей палаты и направилась через двор к себе в первую. Когда она вошла, сестра Элоиза сразу увидела решимость на ее лице.

— Что такое, Молли?

— Я пришла за Томом Картером, — сказала Молли по-английски, указывая на Тома, сидящего на стуле. — Его друг умирает, ему нужно идти туда сейчас же. Son ami, mort[18]. Он должен venez, ma soeur, venez a la salle trois[19].

Сестра Элоиза кое-как разобрала смысл этих путаных слов и кивнула, но Молли уже отвернулась от нее и подошла к Тому. Тот сидел за столиком в конце палаты и курил.

Когда он увидел Молли, на лице у него появилась улыбка, но тут же исчезла, как только он заметил печаль и сострадание в ее глазах. Она присела рядом и взяла его за руку.

— Гарри умирает, — мягко сказала она. — Пойдете к нему?

Какое-то мгновение Том смотрел на нее невидящим взглядом, затем его глаза как будто снова сфокусировались, и он поднялся, тяжело опираясь о стол. Не говоря ни слова, он пошел за Молли в третью палату. Тихо шагнул в дверь и, дойдя до кровати, отодвинул занавеску и заглянул за нее. Падре сидел у постели Гарри и что-то тихо говорил ему, но, увидев Тома и Молли, отодвинулся, чтобы дать им место. Они встали по обе стороны кровати и стали смотреть на Гарри, который казался таким маленьким среди подушек. Молли взяла его за руку.

— Гарри, — мягко сказала она. — Гарри, ты меня слышишь, Гарри?

Он едва заметно шевельнул головой, глаза у него открылись, и он посмотрел сначала на Молли, а затем на Тома. Потом они снова закрылись на мгновение, потом открылись опять — на этот раз их взгляд был сосредоточенным, словно Гарри пытался разглядеть, кто перед ним.

— Это я, Молли, — сказала Молли. — Это мы с Томом. Ты меня слышишь, Гарри?

На этот раз она почувствовала легкое, едва уловимое пожатие его пальцев и сказала Тому:

— Возьмите его за другую руку, Том. Пусть он чувствует, что вы здесь.

Том сделал, как она просила, и тоже ощутил едва заметное пожатие.

— Гарри, дружище… — хрипло проговорил он и умолк, не зная, что еще сказать.

— Том… — прозвучало едва слышно. На мгновение глаза раненого закрылись, но тут же открылись снова, и он выговорил так тихо, что Молли пришлось наклониться к самым его губам, чтобы разобрать слова: — Молли, скажи ма, что я пытался. Я сделал все, что мог. Я слишком устал, чтобы ехать домой.

— Я скажу ей, — пообещала Молли. — Ты такой храбрый, Гарри. Ты герой. Я скажу ей, что ты герой.

— Так устал… — выдохнул Гарри, а затем с прерывистым вздохом закрыл глаза. Лицо у него обмякло, и его страданиям настал конец.

Молли смотрела на изношенную оболочку этого человека, своего двоюродного брата, товарища ее детства, и чувствовала, как текут по щекам тихие слезы. Тихонько, в последний раз, она спрятала его руку под одеяло, словно хотела, чтобы ему было теплее.

Том выпустил безжизненную руку и, не сказав никому ни слова, повернулся на каблуках и зашагал прочь из палаты. Падре вполголоса читал молитвы, сестра Мари-Жанна крестилась, перебирая четки, висевшие у нее на поясе. Не глядя на них обоих, Молли яростно высморкалась, глубоко вздохнула, чтобы успокоиться, и побежала следом за Томом.

Вторник, 9 ноября

Гарри умер сегодня. Бедный, милый Гарри! Ему было так больно, но он никогда не жаловался. Лицо у него все посерело, щеки ввалились, и весь он как будто усох. Под конец он, кажется, уже и сам хотел умереть, чтобы все это кончилось, но я не хотела, чтобы он умирал. У него еще вся жизнь была впереди. Теперь его дети уже никогда не родятся, его род пресекся. Какое ужасное, безнадежное слово. Пресекся… Он был слишком молод, чтобы покинуть этот мир, даже не узнав его. Может быть, он и так уже слишком многое пережил, но мне больно думать, что он больше никогда не будет удить рыбу в Белле, не зайдет к Артуру выпить пинту биттера. Он угас, как свечка, которую уже не зажечь снова. Бедные его мама и папа! Хорошо хоть, Мэри дома, с ними, а Тони все еще на передовой. Сколько ему осталось жить? А может, он тоже погиб, просто мы еще не знаем. Ненавижу эту войну!

Том пережил это очень тяжело. Я никогда раньше не видела, чтобы мужчина плакал, мужчины ведь не плачут. Он рассказывал мне, как они дружили с Гарри — почти как братья, сказал он, а мы же с Гарри когда-то, ребятишками, были не разлей вода, поэтому так и вышло, что мы с Томом тоже сдружились. Теперь я должна написать тете Ви и дяде Чарли. Это будет самое тяжелое письмо из всех, какие мне