ребенка Вендлы, отправляют в исправительный дом, его раннее сексуальное пробуждение превращает его в глазах учителей и родителей в дегенерата.

Многие годы интеллектуалы в Германии отстаивали насущную необходимость сексуального просвещения. Журнал «Муттершуц», специально посвященный откровенному и осмысленному обсуждению половой проблемы, ведет агитацию уже долгое время. Но драматическому гению Ведекинда удалось продвинуть радикальную мысль настолько, что он форсировал введение изучения половой физиологии во многих школах Германии.

Скандинавия, как и Германия, благодаря драме получила гораздо больше, чем по какому-либо другому каналу. Задолго до того, как на сцене появился Ибсен, великий эссеист Бьёрнсон громил царившие в этих странах неравенство и несправедливость. Однако его голос оставался гласом вопиющего в пустыне, достигая слуха лишь немногих. Иначе дело обстоит с Ибсеном. Его «Бранд», «Кукольный дом», «Столпы общества», «Привидения» и «Враг народа» существенно подорвали старые представления и заменили их современным и реальным взглядом на жизнь. Достаточно прочитать «Бранда», чтобы осознать современную концепцию, скажем, религии – религии как идеала, который должен быть достигнут на земле, религии как принципа человеческого братства, солидарности и доброты.

Ибсен, ярый ненавистник всякого общественного обмана, сорвал с лиц маски лицемерия. Однако его величайшее наступление направлено на четыре кардинальные точки, поддерживающие хлипкую сеть общества. Во-первых, на ложь, на которой зиждется сегодняшняя жизнь, во-вторых, на тщету жертвы, проповедуемой нашими моральными кодексами, в-третьих, на мелкие материальные соображения, единственного бога, которому поклоняется большинство, в-четвертых, на мертвящее влияние провинциализма. Эти четыре элемента повторяются как лейтмотивы в большинстве пьес Ибсена, но особенно в «Столпах общества», «Кукольном доме», «Привидениях» и «Враге народа».

Столпы общества! Какое чудовищное обвинение общественной структуры, покоящейся на гнилых и обветшалых столпах – столпах, красиво позолоченных и внешне первозданных, но лишь скрывающих свое истинное состояние. И что это за столпы?

Консул Берник, находясь на пике своей общественной и финансовой карьеры, благодетель родного города и самая сильная опора общества, достиг вершины ложью, обманом и мошенничеством. Он лишил доброго имени своего закадычного друга Иоганна и предал Лону Хессель, женщину, которую любил, ради денег женившись на ее сводной сестре. Он обогатился за счет теневых сделок под прикрытием «общественного блага» и, наконец, дошел до того, что поставил под угрозу человеческую жизнь, снарядив к выходу в море «Индианку», гнилое и опасное судно.

Однако возвращение Лоны приносит ему осознание пустоты и подлости своей узкой жизни. Он стремится успокоить бодрствующую совесть надеждой, что расчистил почву для лучшей жизни сына, нового поколения. Но и эта последняя надежда вскоре рушится, ибо он понимает, что на лжи нельзя построить правду. В ту самую минуту, когда весь город приготовился чествовать великого благодетеля общины, устроив пир, он сам, ныне достигший полного духовного возмужания, исповедуется перед собравшимися горожанами: «Тише, господа. Я не имею никакого права на такое чествование… Но сперва, сограждане, вы должны узнать меня, каков я есть, до конца. Потом пусть каждый заглянет к себе в душу, и пусть сбудутся слова, что отныне мы вступаем в новую эру. Старое время, с его наружной мишурой, внутренней пустотой, лицемерием, показной моралью и жалкими соображениями, пусть станет для нас музеем, открытым для изучения».

Своим «Кукольным домом» Ибсен проложил путь женской эмансипации. Нора пробуждается от своей роли куклы к осознанию несправедливости, проявленной по отношению к ней как со стороны ее отца, так и со стороны ее мужа, Хельмера Торвальда.

«Когда я жила дома, с папой, он выкладывал мне все свои взгляды, и у меня оказывались те же самые; если же у меня оказывались другие, я их скрывала, – ему бы это не понравилось. Он звал меня своей куколкой-дочкой, забавлялся мной, как я своими куклами. Потом я попала к тебе в дом… Я хочу сказать, что я из папиных рук перешла в твои. Ты все устраивал по своему вкусу, и у меня стал твой вкус, или я только делала вид, что это так, – не знаю хорошенько. Пожалуй, и то и другое. Иногда бывало так, иногда этак. Как оглянусь теперь назад, мне кажется, я вела здесь самую жалкую жизнь, перебиваясь со дня на день!.. Меня поили, кормили, одевали, а мое дело было развлекать, забавлять тебя, Торвальд. Вот в чем проходила моя жизнь. Ты так устроил. Ты и папа много виноваты передо мной. Ваша вина, что из меня ничего не вышло».

Напрасно Хельмер использует старые обывательские доводы о женском долге и социальных обязательствах. Нора выросла из своего кукольного платья во весь рост сознательной женщины. Она полна решимости думать и судить самостоятельно. Она осознала, что она в первую очередь человек, у которого есть главный долг перед самой собой. Ее не пугает даже возможность общественного остракизма. Она стала скептически относиться к справедливости закона, мудрости общепринятых норм. Ее бунтующая душа восстает против существующего порядка. По ее собственным словам: «Я должна решить, кто прав, общество или я».

В своей детской вере в мужа она надеялась на великое чудо. Однако не обманутая надежда открыла ей глаза на фальшь брака. Скорее это было самодовольное удовлетворение Хельмера спасительной ложью, остававшейся сокрытой и не угрожавшей его общественному положению.

Когда Нора затворила за собой дверь своей позолоченной клетки и вышла в мир новой, возрожденной личностью, она открыла врата свободы и правды для своего пола и грядущей расы.

«Привидения» больше, чем любая другая пьеса, произвели впечатление разорвавшейся бомбы, потрясшей структуру общества до самого основания.

В «Кукольном доме» союз Норы и Хельмера оправдывался, по крайней мере, мужским представлением о честности и жесткой приверженности нашей общественной морали. Действительно, он в глазах общества был идеальным мужем и преданным отцом. В «Привидениях» не так. Фру Алвинг вышла замуж за капитана Алвинга единственно для того, чтобы обнаружить, что физически и умственно он развалина, и жизнь с ним означала бы полную деградацию и была бы фатальной для возможного потомства. В отчаянии она обратилась к спутнику своей юности, молодому пастору Мандерсу, который, как истинный спаситель душ для неба, должен быть равнодушен к земным нуждам. Он отослал ее обратно на позор и унижение, вернув к обязанностям перед мужем и домом. В самом деле, счастье – для него – лишь нечестивое проявление мятежного духа, а долг жены состоял не в том, чтобы судить, а в том, чтобы «смиренно нести крест, возложенный на вас высшей волей для вашего же блага».

Фру Алвинг несла крест долгих двадцать шесть лет. Не ради высшей воли, а ради маленького сына Освальда, которого она жаждала спасти от ядовитой атмосферы мужнего дома.

Также ради любимого