— Скажите, Рэнсом, как Вы полагаете, если я воспользуюсь прямо сейчас ночной вазой господина посла, это будет нарушением дипломатических и экстерриториальных принципов?

— Думаю Вам не следует это делать, — ответил Рэнсом.

— А что, не унимался Радек, — в этом был бы политический намек, если хотите.

Рэнсом промолчал. Эпатажный большевик, не найдя взаимности, тоже замолчал.

Неожиданно в приемную вошел посол Френсис. Рэнсом представил Радека. Посол сел в кресло за столом, гостям предложил разместиться на мягких стульях.

Рэнсом не был представлен Френсису лично. Он много слышал о нем от Роббинса и Локкарта, видел его несколько раз в Петрограде на протокольных мероприятиях и сопровождал по пути в Вологду, но никогда не разговаривал tête-à-têt[20].

Роббинс среди своих называл посла «накрахмаленным чучелом» и всегда был о нём самого невысокого мнения. Локкарт, имевший беседу с Френсисом всего дважды, распространил о его невежестве кучу анекдотов, самым гадким из которых были утверждения, что Френсис думает, будто Александр Пушкин поет в опере в Большом театре и «не отличает левого социалиста-революционера от картошки». Радек, большой любитель этого скабрезного жанра, конечно, также слышал что-то подобное об американском после. Это не могло не наложить отпечаток на ход переговоров.

Френсис был замкнут, говорил медленно, тщательно подбирая слова. Он словно чувствовал, что за ним стоит глыба Дипломатического корпуса и все до единой страны Антанты.

— Нам сообщили, что Вы отвергли приглашение Наркома Чичерина приехать в Москву? — начал разговор Радек, — более того, Вы предали этот документ ненужной огласке, распространив свой ответ через газеты.

— А разве это было приглашение? — усомнился Френсис. — По-моему, это письмо весьма походило на приказ с угрозами в случае его невыполнения. Это оскорбительно, и дипломатический корпус никогда не подчинится такому указанию. Именно это мы и разъяснили общественности посредством публикации в газетах.

— Это было вежливое приглашение, содержащие некоторые конфиденциальные материалы, и посему не подлежащее обнародованию, — заявил Радек.

— Мы так не считаем, — замотал головой Френсис.

— Позвольте довести до Вас официальные аргументы Советского правительства о необходимости переезда посольств в Москву.

Во-первых, это опасность со стороны социалистов-революционеров, которые сейчас выбиты из Москвы и движутся в сторону Вологды, имея планы убить кого-либо из послов с целью дестабилизации обстановки. В Вологде мы не можем гарантировать вашу безопасность. Здесь в любой момент может вспыхнуть эсеровское восстание, и тогда жизнь дипломатов будет под угрозой. Во-вторых, под Вологдой в лагерях на свободном содержании находятся более пяти тысяч немецких и австрийских военнопленных. Они хотят мстить послам Антанты за убийство посла Мирбаха. Неужели этих аргументов недостаточно для того, чтобы понять: переезд в Москву — это насущная необходимость в интересах самих же посольств?

Френсис задумался, Радеку показалось, что его красноречие произвело необходимый эффект.

— Я должен покинуть Вас, господа, — вдруг сказал дуайен дипкорпуса и вышел за дверь.

— Сейчас он передаст всё это своим, они прячутся в соседнем кабинете, я видел, — сказал Радеку Рэнсом.

— Они согласятся, аргументы слишком серьезны, обратно мы поедем с полным составом дипломатов.

Потянулись минуты ожидания, которые оба переговорщика коротали за просмотром книжных богатств.

— Неужели все эти книги, русскую классику в частности, они таскают с собой?

— Не думаю, скорее всего, это было здесь еще до американцев. Кажется, в этом доме был клуб, и при нем публичная библиотека, фонды который мы и лицезреем в данное время.

— Тогда все ясно, — ответил Радек.

Через полчаса Френсис вернулся. Переговорщики не узнали американского посла. Он уже не выглядел озабоченным и осторожным. Он был весел и задирист. Все аргументы Радека он отверг с легкостью, заявив, что в Вологде посольствам ничего не угрожает, у них отличные отношения с гражданами и местной властью, комфортное проживание, и ничего менять в своем положении послы не намерены.

Радек был в бешенстве. Он вскакивал, передвигался по комнате, хватался за револьвер, висящий у него на боку, пытался уговаривать, кричал, угрожал — всё было бесполезно. На этом и расстались.

В тот же вечер представитель наркомата отправил Чичерину телеграмму, в которой объяснил ситуацию. Досталось всем, особенно Френсису, говоря о котором Радек не пожалел своего злого язычка. Американский посол был и «половой тряпкой французской кухарки», «напыщенным ничтожеством» и «старым дураком». Нуланса он назвал «чванливым французским гусаком, разжиревшим на жёлудях».

На следующий день лояльно настроенный к союзникам телеграфист Комаровский передал текст переговоров Радека с Чичериным французам. Де Робиен, как обычно отправлял с телеграфа донесения, и телеграфист между делом сунул в бумаги секретаря посольства листок с текстом большевистских переговоров.

Робиен нашел его по возвращению в посольство, прочел, перевел и немедленно передал Нулансу. Тот в свою очередь послал текст американцу Френсису.

Оба посла негодовали!

— А! Жалкий маленький еврей! — кричал Френсис. — Если он снова явится ко мне с револьвером на портупее, я достану из ящика стола свой, положу на стол и скажу ему: Вот теперь поговорим.

— Да что с ним церемонитесь, — вступил в разговор бразилец Вианна Кельш, — типичный клерк, конторская крыса с пистолетом, наглый ушастый очкарик. Мы таких в гимназии били.

— Смею Вам заметить, эта, как Вы изволили выразиться, крыса, — заведующий отделом стран Европы в большевистском министерстве иностранных дел, по должности он выше всех нас. Давайте сдерживать себя и не опускаться до его уровня, — остудил присутствующих посланник Италии маркиз де ла Торетта.

«Постарайтесь представить Радека, — телеграфировал в Париж Нуланс, — он короткий и толстый, угрюмый вид, дерзкий взгляд бегающих глаз. Носит тужурку, перетянутую вокруг туловища портупеей, на которой прицеплен огромный револьвер. Вести переговоры с такой личностью чрезвычайно трудно. Он не слышит аргументов другой стороны и все время угрожает».

Ругательства не коснулись только Линдлея. Рэнсом шепнул британскому поверенному в делах, что с ним хотят переговорить приватно.

Эта встреча состоялась 16 июля в здании британского вице-консульства.

Радек пришел в дом в благодушном настроении. Он был уверен, что Линдлей, у которого есть предписание ехать в Москву, последует за ним. Поверенный в делах Великобритании просил устроить дела некоторых англичан, задержанных в России, говорил о гарантиях для экономической миссии Кларка, которая послана в Москву для заключения коммерческого договора. Радек обещал англичанам выгодные концессии.