Он махнул рукой, словно благословляя меня на водные процедуры, но стоило двинуться в строго оговоренном направлении, как спросил:

— Ты теперь будешь таскать корзину по номеру?

— Подумала, что в туалетной комнате крушить особенно нечего, — призналась в коварном плане не дать зверенышу доломать то, что еще осталось целым, и ввергнуть нас в очередную ссору. — Но вы правы, он надежно заперт.

Словно издеваясь, леймар заскребся в плетеной темнице. Филипп молча изогнул бровь. Я сконфуженно прихлопнула крышку ладонью, не давая черной остроносой мордочке высунуться наружу, и клятвенно заверила:

— На всякий случай перевяжу шарфиком.

Крушить в туалетной комнате, по большому счету, было нечего, но проверить устойчивость зеркального столика стоило. От тряски зеркало не задрожало, а ножки не двинулись ни на мизинчик. Баночки, расчески и заколки отправились в выдвижной ящик.

Прежде чем завязать крышку, я проверила звереныша. Он уютно свернулся на дне корзины и, подняв мордочку, сощурился от света. Опечатывать плетенный домик заклятьем было бесполезно — магия на леймаров никак не действовала, оставалось надеяться на надежность завязанного на лопоухий бант газового шарфа.

Приготовившись ко сну, я вышла из туалетной комнаты и громко произнесла:

— Ванная в вашем распоряжении.

— Благодарю, леди Торн, — отозвался Филипп.

Спальню я все-таки привела в божеский вид: вернула на место перевернутую шкатулку, расправила с помощью заклятья балдахин, собрала с пола остатки расколотой почтовой шкатулки.

Неожиданно в коридоре раздались тихие шаги. В комнату вошел Филипп. Из одежды на нем было только полотенце, прикрывающее бедра. С волос капала вода, поблескивал от влаги подтянутый крепкий торс. И зрелище было бы восхитительно-соблазнительным, не держи муж в одной руке за шкирку леймара, а в другой — пустую корзину с болтающимся на ручке шарфом.

— Возьми, — сдержанно произнес Филипп и протянул зверя

— Как он выбрался? — чувствуя себя страшно виноватой, словно специально выпустила звереныша на выгул, пробормотала я и кинулась к мужу.

— Очевидно, твой подарок заперт не очень надежно, — сухо прокомментировал он и, повернувшись спиной, отправился обратно в ванную комнату.

Вид сзади у него был такой, что многие позавидуют. Талия узкая, ямочка на пояснице, спина красивая, широкая. От плеча по лопатки тянулись три красные полосы от звериных когтей.

— Филипп! — округлив глаза, охнула я.

— Надеюсь, ты не хочешь сказать, что тебе жаль? — обернувшись, вкрадчиво уточнил он.

— Нет, — быстро покачала я головой, покрепче прижимая леймара.

— Хорошо.

— Мне не только жаль, но еще очень неловко! — с жаром уверила я.

— Я на это рассчитывал.

Когда он вышел из спальни, я перевела дыхание и, поругивая воинственного звереныша, попыталась засунуть его обратно в корзину. Леймар выставил лапы, упершись в стенки и отказываясь забираться внутрь.

— Залез быстро! — рявкнула я.

Зверь прижал уши, обиженно хлопнул глазами и шустренько запрыгнул в корзину. Шарф был подвязан с таким усердием, словно от крепости банта на ручке зависело не только благополучие моей семейной жизни, но и всего королевства.

Приткнув корзинку в уголок, я с убрала с кровати смятое покрывало, притушила огни, оставив только чудом уцелевшую лампу на столике (тоже, видимо, уцелевшем чудом), и нырнула под одеяло. В тишине тихо, как мышь под полом, скребся леймар.

Филипп появился спустя минут десять, благоуханный, причесанный и в черной пижаме, застегнутой вплоть до последней пуговички. Пуританский наряд, прямо сказать, плохо гармонировал с идеей, что супружеский долг красен платежом.

— Доброй ночи, Тереза, — окончательно внес Филипп ясность в волнительный вопрос о продолжении банкета.

Не то чтобы я о нем задумывалась, но он появился и вдруг в голову пришли разные глупости, отчего совсем не пугавшие, а сильно волнующие.

— И вам.

— Потуши свет.

Лампа погасла. Комната окунулась в глубокую темноту. Я затаила дыхание, когда под Филиппом прогнулся матрац. Муж лег и вдруг тихо пробормотал нечто вроде «какого демона?», а потом резко приказал:

— Тереза, зажги свет.

Муж сидел на кровати, держал одеяло и что-то рассматривал в полном обалдении. Огни постепенно разгорались, набирая яркость. Стало видно, что простынь с его стороны пятнали алые кляксы, подозрительно похожие на растолканное фруктовое пюре.

— Это что такое? — Он принюхался к перепачканным пальцам, нахмурился и поднял подушку.

Под ней прятался схрон из кусочков яблок, брусочков груш и откровенно размазанного по наволочке (да и вообще везде) алой мякоти драконового фрукта. Леймар устроил на мужниной половине кровати тайник на голодное время!

— Боже мой, — цепенея, пробормотала я.

Филипп уронил подушку, прикрывая безобразие, и очень медленно повернул ко мне голову. Он сузил глаза, и стало ясно, что хрупкое перемирие подошло к концу.

— У тебя очень красивый нос! — выпалила я, вдруг вспомнив, как Лидия советовала осыпать мужа комплиментами, если другого способа избежать развода не находится.

— Что? — Филипп поперхнулся воздухом.

Я посчитала это хорошим знаком и добавила:

— И губы!

— Неужели?

— Глаза тоже ничего. Мужественный подбородок. Да, очень категоричный и мужественный! — Я обшарила взглядом его тело и решительно продолжала одаривать комплиментами: — Плечи широкие. Ноги… длинные. Волосы…

На волосах фантазия начала спотыкаться. Возникла странная пауза. Придумать, что хорошего можно сказать о мужниной шевелюре, никак не удавалось.

— Волосы у тебя на голове такие густые и аккуратно уложенные… Когда сухие. Не сомневайся! — В отчаянном вдохновении я взмахнула руками. — Очень тебе идут волосы!

У Филиппа сделалось такое лицо, словно его не осыпали с головы до ног комплиментами, а обложили грязными ругательствами.

— Похвала не сработала? — уточнила я.

— Ты перечислила части моего тела, — несколько ошалело заметил он.

— Что вижу, то пою, — проблеяла я. — Но что мне сделать, чтобы ты перестал злиться? Готовить я не умею, со здешним поваром у тебя кулинарный роман не сложился.

— Почему ты заговорила о еде? — Он явно пытался разобраться в разбеге женских мыслей. Признаться, мне самой хотелось бы в этом разбеге разобраться, а то в голове варилась каша.

— В книге для женщин было сказано, что мужа надо непременно хвалить и кормить, — без зазрения совести сдала я источник не слишком хорошей идеи.

— А лучше кормить, нахваливая, — со смешком добавил Филипп. — Я, кажется, начинаю понимать: ты просто заговариваешь мне зубы.

— Вернее, пытаюсь сгладить острый