Застыв, фальшивый скифский царевич приложил палец к губам. Тихо! Кто-то шел, да… Соглядатаи? Часовые? Да уж нет, коли б часовые, так давно б уже подняли тревогу. Тогда кто же?

Нагнувшись, Иванов подобрал валявшуюся под ногами хворостину. Если что…

– Не надо, нет! – неожиданно возразил Берт. – Это Гри-Гри…

Смешно вытянув шею, мальчишка всмотрелся в ночную мглу, залитую тусклым серебряным светом, прислушался и негромко позвал:

– Эй! Гри-Гри!

Юная Гримунда появилась тут же, выскочила из травы, заулыбалась… И тут же замялась, увидев человека в рясе.

– Это с нами! – взяв девчонку за руку, поспешно успокоил слуга. – Он тоже против. Против жрецов и ведьмы, да.

При этих словах Гри-Гри передернуло, в глазах ее заблестели слезы, заметные даже сейчас, при луне.

– Жрецы… – простонала девушка. – Хозяйка подарила меня новому жрецу, Нойдалу… Он… Он…

Упав в траву, Гри-Гри зарыдала, худенькие плечи ее дергались, пальцы сжались в кулаки от бессильной злобы.

– Вильфрида-жрица подарила Гри-Гри перебежчику Нойдалу, – помогая подружке подняться, сумрачно пояснил Берт.

Больше он ничего не сказал, но все было ясно и так. Заплаканная Гримунда в разорванной почти до бедра юбке, с синяками на запястьях… Ясно, чего ж… Натешились с девкой, бросили, а та, не будь дура, сбежала. Еще ясно было, что девчонка хотела бы отомстить! Немного поплакав, успокоилась да, стиснув зубы, сверкнула глазищами. Да уж, попался бы ей в руки жрец!

– Я видела госпожу Ильдико, – поднявшись на ноги, заявила девчонка. – Шатер перебежчика Нойдала разбит невдалеке от священной рощи. Большой шатер, да. Госпожу будут там пытать, я сама слышала. Затем принесут в жертву. На поляне в священной роще. Вильфрида-жрица устроит ей «кровавого орла». Они уже казнили так двух поклонников Христа.

– О Боже! – Услыхав о казни своих соратников, брат Сульпиций перекрестился и поднял глаза к небу, черному и полному желтых холодных звезд. – Господи Иисусе… Пусть будет им вечное блаженство в ином мире, куда более лучшем, чем наш…

– Жрица хочет выпытать у госпожи Ильдико про какую-то могилу, – между тем пояснила Гримунда. – Я сама слышала разговоры жрецов.

– Священная роща…

Иванов скрипнул зубами и погладил Гри-Гри по плечу. Он понял почти все, что говорила эта испуганная и опозоренная девчонка. Да и что тут было понимать? Ильдико. Жрец. Вильфрида. «Кровавый орел»! Гнусная, отвратительная казнь, похоже, любимая у черной жрицы. Вот ведь сучка! Сколько ей лет? На вид вряд ли больше двадцати. Откуда ж столько злобы? Эльвира говорит, кусок клинка у нее. Обломок меча Аттилы, меча Зла.

– Еще я слышала, что Вильфрида-жрица приказала поставить у рощи самую большую жаровню. Они будут пытать госпожу огнем! Может быть, уже пытают. Подальше от людских глаз.

– В рощу! – резко тряхнув головой, распорядился «скиф». – Берт, Гри-Гри! Вы знаете путь. Ведите!

– Да! Идем же, мой славный господин!

Выкрикнув, юный слуга воинственно выхватил нож.

– Тихо, тихо, юноша, – поспешно успокоил его Аркадий. – Не надо, чтоб нас слышал весь лес. Идем потихоньку, спокойно. Ты только веди.

Они пришли вовремя. Успели. На большой поляне, у подножия старого дуба, уже раздували угли. Над углями лежала голая Ильдико, привязанная к железной решетке. По всей видимости, решетку только что поставили на угли: паленым мясом еще не пахло. Однако процесс уже пошел, и до начала страшных мук оставалось совсем-совсем немного. Бледное лицо красавицы скривилось от боли. Треща, горели факелы, воткнутые в землю по краям решетки. Рядом стояли вооруженные воины. Не так и много – с полдюжины.

Нойдал, обнаженный по пояс, с бритой головой, склонился над решеткой. Злобная торжествующая ухмылка озарила его лицо. Рука скользнула к животу девушки, к груди… Жрец откровенно наслаждался унижением и болью жертвы! Вот погладил пальцем пупок, потрогал, потеребил грудь…

Ильдико неожиданно улыбнулась. Что-то громко сказала. Выгнулась, насколько смогла, насколько позволяли путы. Снова что-то выкрикнула. Облизала губы. Рассмеялась, подмигнула жрецу.

Нойдал растерялся! Еще никто из приговоренных к страшным пыткам и смерти жертв так себя с ним не вел. О, хитрая девушка знала, что делала! Тянула время. Для чего? Что-то знала? Что-то подслушала?

Один из воинов – десятник с двумя мечами на поясе – подошел и что-то сказал жрецу, указывая на раскаленные угли. Голос воина звучал довольно требовательно и без особого уважения, что и понятно: кто такой Нойдал? Обычный перебежчик, никто. Жрец просто помогал черной ведьме Вильфриде во всех ее делах, а эту девушку-жрицу гепиды откровенно побаивались.

Как видно, ведьма послала воинов не только для помощи в пытках, но и для пригляда за перебежчиком. Точнее сказать, за перебежчиками. Человек со шрамом – слуга и соглядатай Хардан – тоже был здесь, при деле. Он и бросился к решетке, исполняя приказ. Сдвинул, воины помогли. Ильдико вздохнула свободней. Пытки были отложены… на какое-то время.

Томно облизав губы, Эльвира окатила Нойдала бесстыдным зовущим взглядом. Такие взгляды Иванов видел когда-то у проституток, вокзальных путан, с которыми когда-то работал, еще будучи опером.

Жрец ухмыльнулся. Погладил девушку по бедру. Обернулся, подозвал десятника. Что-то сказал, кивая на обнаженную пленницу. Десятник тут же осклабился, повернулся к своим, что-то отрывисто бросил, махнул рукой. Прогонял, да – зачем тут лишние зрители?

Воины молча удалились. За ними последовал и Хардан.

Склонившись над обворожительной пленницей, десятник потрогал ее грудь, провел рукою по животу и лону… Ухмыльнулся. Обернулся, прогоняя жреца. Тот поспешно отошел за деревья – куда деваться-то? Коли тут у него пока что нет никакой власти, и вся его жизнь зависит лишь от расположения юной жрицы Вильфриды, особы непредсказуемой и не совсем нормальной.

Ну что сказать? Теперь уж что выбрал, то выбрал. Можно было б остаться с гуннами, с Эллаком и с честью погибнуть в битве. Нойдал не захотел погибать. Выбрал предательство и теперь должен был пресмыкаться. Ничего не поделаешь, такая судьба.

Укрывшись рядом, в орешнике, жрец с нездоровым любопытством раздвинул ветви, наблюдая за разворачивающимся на поляне действом…

Отпрянув от распятой на решетке красотки, распаленный от страсти десятник бросил в траву пояс с мечами и принялся рассупонивать штаны. Скрывающийся в орешнике Нойдал хмыкнул и вытянул шею. Ишь, любопытный какой! Поглощенный разворачивающейся на глазах картиной, жрец позабыл об осторожности, даже не прислушивался к тому, что делалось у него за спиною.

Подкравшись сзади, Иванов огрел его палкой по голове. Вырубил! И немедленно бросился на поляну, где уже дергался голый зад десятника гепида, где стонала юная красавица Ильдико. Стонала не от страсти –