— Сейчас я тебе его покажу…

Лешка был запечатлен в разные поры своей жизни. Голый карапуз, лежавший на подушке животом вниз, помаленьку подрастал, мужал и наконец превратился в то, чем был сейчас. Последнее фото Алексей прислал матери весной, из Приамурья. С фотокарточки он глядел на меня доброжелательно, с веселым прищуром и чуточку стеснительно. Лешка мне понравился, о чем я и сказал бабе Наде.

— То-то же! — довольно усмехнулась она. — А то — непутяный… Вернее будет — нежитяный он у меня…

— Какой, какой? — заинтересовался я.

— Нежитяный, говорю… Живет, значит, не как все, без прочности. Дома не завел, семьи…

— Так когда же он приедет, Надежда Егоровна?

— Со дня на день жду…

Я тоже стал ждать Лешкиного приезда.

Что и говорить — любила рассказывать Надежда Егоровна. Лишь бы слушатель внимательный был. Закончив о сыне, переходила она на голубоглазого котика.

После гибели Ветерка с полгода обходилась баба Надя без кошек, а потом разжилась у Маргариты Аркадьевны котеночком. Молоком его неснятым выпаивала, а он возьми и ни с того ни с сего хиреть начал — животом сильно маялся. Полакает из блюдечка и сам тому не рад — рвет его, бедного, выворачивает наизнанку. Видя такие мучения бессловесной твари, баба Надя даже плакала втихомолку, а чем помочь, не знала. За какую-нибудь неделю похудел до самых костей котеночек, шерсть на боках свалялась, потускнели и кисло слезились глазки.

Однажды пришла Маргарита Аркадьевна: «Ну как мой усатенький, полосатенький?» А бабе Наде стыдно признаться, что котенок в сенцах на тряпочке при смерти лежит, уже и головку не поднимает. «Да тут где-то во дворе бегает», — отвечает.

Грешным делом, худое тогда подумала на подругу. Не от того ли хворает котеночек, что не от чистого сердца дала его Рита, пожалела, пожадничала, давая. Ведь у Маргариты Аркадьевны как бывает порой? Идет к ней по-соседски баба какая-нибудь. «Аркадьевна, одолжила б крупки стакан, в магазин плестись неохота». — «Проходи, проходи, милая, — пригласит Рита. — Что ж ты на пороге стоишь?» — «Некогда мне…» — «Ну как знаешь, стой ежели нравится». — «Так дашь крупы-то?» Маргарита Аркадьевна, не отвечая, страдальчески закатит глаза, откинется на спинку дивана, положит ладонь на сухую грудь. «Ты что?» — слегка пугается соседка. «Давление, девка, подскочило. К непогоде, знать… Ой, лишеньки!..» Еще полминуты, и Рита сама обратится к соседке с просьбой — сбегать в аптеку и принести таблеток. И, зная это, баба торопливо прощается, проворно сбегает с крыльца…

«Нет уж, подружка, — подумала баба Надя. — Помрет котеночек, второй раз к тебе не обращусь. Сяду в лодку, перееду озеро — и в Боровики, к сродственнице Пелагее. У нее, слух дошел, недавно кошка окотилась наимоднейшей породы — не то симская, не то симанская. Собственной рукой выберу котика покрасивше да поздоровше…»

«Так как же мой голубоглазенький?» — снова спрашивает Маргарита Аркадьевна. «Сказала ж тебе, во дворе бегает». — «Так уж и бегает, хвост распушил… Ой ли? А кто это у тебя в сенцах пищит жалобно?»

Под пытливым взглядом подруги баба Надя покраснела до корней волос. Пришлось рассказать обо всем.

«Э-э, милая, — загадочно улыбнулась Маргарита Аркадьевна, трогая мизинцем кустик черных волосиков, росших на дюбке ее крупного пористого носа. — Да ты, я вижу, не соображаешь, что с котиком деется…» — «Не соображаю», — чистосердечно призналась баба Надя. «А на свете немало живешь». — «Немало».

Рита укоризненно покачала головой, потерзала подружку пристальным жалеющим взглядом, потом придвинулась ближе, таинственно понизила голос: «Ну, так слушай, дорогуша… Такой хвори, считай, весь кошачий молодняк подвержен. И собачий то ж… Это они вредного червячка переедают. Чуешь?.. Лечить усатенького надобно…» — «Да как лечить-то?» — заохала баба Надя. «Уж я-то знаю», — снова напустила на себя таинственность Рита. «Скажи, коль знаешь». — «Хо-хо! — басом хохотнула Маргарита Аркадьевна. — Так, вишь, и скажи?..»

Уж такая она: обязательно ей допрежь надо помурыжить человека. Зная насквозь характер подружки, баба Надя сделала вид, что ей, Наде, не так уж и важно вылечить голубоглазенького.

«Ладно уж, поучу, — сказала Рита, даже с некоторой торопливостью, видя, что баба Надя, замолкнув, уселась к окну со спицами и клубком шерсти — вязать носки сыну. — Водкой его лечить полагается… Вот!» — «Во-о-дкой?» — Клубок упал, глухо стукнув, с Надиных коленей и покатился к печке. «А то чем еще?» — густо засмеялась Рита, очень довольная, правду сказать несколько деланным, удивлением подруги. — Беги за чекушкой, сейчас и полечим».

Баба Надя спицей залезла под платок и озадаченно поскребла маковку: до получения пенсии оставалось три дён, а в шкатулке лежал всего один металлический рубль.

«А в пятницу нельзя будет полечить?»

Как нарочно, в это время заявился сам голубоглазенький, еле через порог перелез, шатало его от слабости. Держался зверек, видно было, только своей юной беспечностью.

«Подохнет он у тебя к пятнице», — жестко сказала Рита. «Как же тут быть, подруженька?..» — засмущалась баба Надя.

К счастью, Рита была в духах, в благорасположении иначе говоря. Будто и забыв о давлении, полезла в потайной карман своей по-цыгански пестрой юбки и достала кошелек желтой кожи.

«Мы вот что сделаем, — сказала. — Мы эту водочку в складчину купим».

И отсчитала из кошелька рубль четырнадцать мелочью. Баба Надя присовокупила к этой сумме свой железный рубль и как раз получилось на четвертинку.

Через час приступили они к лечению. Баба Надя, принесшая из магазина водку, достала из шкафчика две рюмки и скибку хлеба. Рита налила себе, выпила и долго жевала губами, устремив взор в потолок, словно бы определяя, годится ли водка для лечения котенка или нет. Наконец она одобрительно крякнула, понюхала хлебную корочку и чуть плеснула на донышко второй рюмки: «Начинай давай…»

Баба Надя взяла котика на колени и, нажав пальцами на щечки, раскрыла ему роток.

«На-ка хлебни, зверюга, и да отвяжется от тебя хвороба!» — не без торжественности пробасила Маргарита Аркадьевна и ловко влила водку сквозь частокол мелких котовых зубиков. Голубоглазенький испуганно фыркнул, зачихал и закашлялся.

«Морду ему выше держи, — приказала Рита. — Пускай водочка по нутру катится».

Она снова присела к столу и снова налила себе полную рюмку, а в котикову опять-таки капнула самую малость. Так было сделано трижды. После третьего приема котик свесил головку и довольно внятно всхрапнул — сон его одолел.

«Считай, что вылечили, — сказала Рита. — Проспится, не узнаешь усатенького».

Баба Надя осторожно опустила котенка на половик у печки и с надеждой глянула на четвертинку: притомилась она, помогая врачевать животное, и теперь не прочь была с устатка пропустить рюмочку. Ан в бутылке не светилось уже ни капелюшечки…

Баба