Шрифт:
Закладка:
– Красиво, правда?
И Мехди подумал, что это и в самом деле красиво, гораздо красивее, чем многое из того, что он видел в своей жизни. Разгорался день, и вода приняла желтоватый оттенок, напомнивший ему поля пшеницы под августовским солнцем в тот год, когда он последний раз видел Аишу. Сердце у него сжалось. Надо будет ей написать. Надо будет рассказать обо всем этом.
Судно взяло курс на Сафи. Капитан отправил на берег радиограмму, и когда они прибыли, в районе порта зазвучал пронзительный сигнал. Таким способом рыбопромышленники созывали людей на работу. И тогда грузовики мчались на поля каперсника или пшеницы и собирали крестьянок, которые не упускали случая заработать несколько лишних дирхамов. Мехди замерз, ему хотелось спать. Он мечтал улечься в кровать под толстое одеяло и видеть сны про дельфинов, блестевших серебром под лунным светом. Однако у Булхаса сна не было ни в одном глазу.
– Вот это, сынок, и есть настоящая жизнь! – вскричал он. – Море, рыбалка, а не пыльная контора, к которой ты сам себя привязал! Слушай меня, и ты поймешь: вдвоем мы создадим империю!
Они сели за столик в кафе, и Булхас заказал две миски супа с улитками, кофе и хлеб. Уже несколько месяцев Булхас регулярно ездил в Марракеш.
– Все считают меня сумасшедшим, но я уверен: там и надо работать. В этом городе всегда тепло, даже зимой, – мечта, да и только! Поверь, если у меня все получится, там будет лучше, чем в «Мамунии», и все захотят приехать ко мне. Испанцы, те гораздо раньше нас это поняли. Франко же сказал, что будущее за туризмом. Он обеспечивает народ работой, взять, к примеру, андалусцев, что приезжали к нам десять лет назад открывать отели, где теперь кишмя кишат англичане с немцами.
Булхас громко рыгнул, обсосал кончики пальцев, покрытые оливковым маслом, и потащил Мехди к себе на завод, располагавшийся напротив кафе.
В огромном складском помещении стоял адский шум. Работали там только женщины. Было их не меньше двух сотен, а то и больше. Они трудились стоя, легко одетые, несмотря на холод. Почти все были обуты в резиновые сандалии, и их ноги утопали в соленой воде вперемешку с рыбьей кровью и внутренностями. У некоторых к спине были привязаны младенцы, и женщины ухитрялись баюкать их, покачиваясь из стороны в сторону и прищелкивая языком. Они проворно очищали рыбу от чешуи, а надсмотрщики покрикивали на них, призывая ускориться. Мехди чувствовал, что выглядит нелепо в своем деловом костюме с мокрыми брюками, заправленными в сапоги. Ему так хотелось спать, что он едва держался на ногах и из пояснений Булхаса не понимал ровным счетом ничего. Он нервно теребил свои запонки, и одна из них упала на землю. Он видел, как она блестит на дне пластикового бака с рыбьими головами. Он хотел было наклониться и достать ее – он купил себе пару запонок, чтобы отметить вступление в должность в Налоговом управлении, – но в этот момент надсмотрщик в белом халате толкнул его и велел женщинам убрать отходы. Мехди смотрел, как одна из работниц наклоняется и поднимает баки. Она унесла отбросы в глубину цеха, и Мехди не решился потребовать, чтобы ему выловили маленькую серебряную пуговку.
Прежде чем отпустить Мехди, Булхас настоял на том, чтобы он зашел к нему в гости. Король сардин жил в просторном доме за чертой города. Он пригласил Мехди в одну из гостиных, где стояли маленькие диванчики, обитые блестящей синтетической парчой. Булхас исчез, и Мехди остался в одиночестве у столика, уставленного лакомствами. Миндальными пирогами, бриуатами[42] в меду, маленьким анисовым печеньем, какое он ел в детстве. По комнате прошла служанка: она опустила голову, заметив Мехди. Ему показалось, что он просидел так несколько часов, и в конце концов вытянул ноги и откинул голову на подушку. Он уже почти уснул, когда вошла Мария. Девушка поздоровалась, взяла тарелку со сладостями и поднесла ее Мехди. Он взял кусок пирога, но не откусил. Он держал пирог в руке и рассматривал лицо Марии, ее длинную темную косу, лежащую на груди. Он сказал ей, что устал, и извинился за то, что так бесцеремонно расположился на диване, поставив босые ступни на ковер.
– Ты не знаешь, когда твой отец вернется?
– Отец уехал, – отвечала она. – Он попросил, чтобы я сказала тебе, что шофер скоро освободится и отвезет тебя в Рабат. Отец хочет, чтобы ты чувствовал себя как дома. И что ты можешь побыть здесь еще.
В первую секунду Мехди хотел встать, поблагодарить за гостеприимство, выйти и разыскать водителя. Но удержался: Мария умоляюще смотрела на него темными глазами, и их фиолетовый оттенок заворожил его.
– Вы ходили ловить рыбу сегодня ночью? – спросила она.
– Да. А ты бывала когда-нибудь на отцовских судах?
– О нет! – ответила она и рассмеялась. – Корабли – это не для девушек.
Мария не поддерживала разговор. Она соглашалась со всем, что говорил ей Мехди. Он спросил ее, учится ли она, она ответила, что окончила лицей, а теперь помогает матери заниматься домом. Он хотел узнать, что она любит. Музыку? Или, может, кино? Она пожала плечами.
– Ты любишь читать?
Она ответила:
– Не знаю.
В конце концов Мехди поднялся, распрощался и вышел. Сел в машину, по-прежнему держа в руке кусок пирога, который так и не попробовал.
Расположившись на заднем сиденье, он подумал, что было бы довольно приятно жениться на девушке вроде Марии. Такая, как она, наверняка заботилась бы о нем. Родила бы ему красивых детей. Удалялась бы на кухню, когда приходят гости. Занималась бы любовью, закрыв глаза и тихонько постанывая. Благодаря ей он вернулся бы к своим корням, и во время рамадана, лежа на диване, он слышал бы, как она ругает детей и призывает их к порядку, чтоб они не разбудили отца. Мария словно говорила на древнем языке, который Мехди когда-то знал, и она своей мягкостью, своей податливостью пробудила в нем это забытое знание. И когда Мехди расслабился и задремал, то увидел во сне высокую светловолосую женщину на краю бассейна, на ферме Аиши. Женщина повернулась и посмотрела на него. И нырнула в воду.
В конце июня 1971 года Мехди получил приглашение на день рождения короля, которому исполнялось сорок два года, во дворец Схират на берегу океана. Министр, коему подчинялось налоговое ведомство,
