— Мы втроем с детства просто дружили — до той ночи, когда я прибежала к нему. Ник стал моим защитником. И вдруг перестал быть просто Ником, соседским мальчиком. Он был очень симпатичным, и при этом заботился обо мне больше, чем кто-либо другой. Я влюбилась в него давно, но осознала это только в ту ночь. Он был на год старше, нравился девочкам, и я и мечтать не могла о том, что нравлюсь ему тоже. Но той ночью, когда мы тайком пробрались в его спальню, он признался, что любит меня.

Я грустно улыбнулась.

— Я ответила, что тоже люблю его, и мы поцеловались. В первый раз за очень долгое время я чувствовала себя в безопасности. Я не знала, как рассказать обо всем Джем, чтобы она не почувствовала себя третьей лишней. Она сначала была не в восторге, потому что боялась того же, чего и я. Но потом успокоилась, потому что мы с Ником звали ее с собой куда только можно. Все немножко осложнилось, когда мы с Ником стали спать вместе… Рановато, конечно, мы это начали, как я теперь понимаю. Но тогда секс не был для меня чем-то важным.

— Сколько тебе было?

— Впервые это случилось в мой пятнадцатый день рождения. Может быть, это не так рано для мальчиков, но я думаю, что все-таки рано.

Он повернул ко мне голову на подушке и мягко сказал:

— Это рано. Я бы с ума сошел от одного только предположения, что мои сестры могли потерять девственность в пятнадцать.

Я грустно пожала плечами:

— Это был Ник. Я думала, он мой навсегда.

— А Джемма?

— Злилась. Потому что чувствовала себя брошенной. На самом деле она в то время встречалась с самым сомнительным мальчиком в школе и потеряла свою девственность на заднем сиденье его пикапа… Я была счастлива с Ником тогда, чувствуя себя любимой. Наверно, она в душе завидовала мне…

Я села и обхватила руками колени, подтянув их к подбородку. Калеб смотрел на меня с таким участием, нежностью и терпением, каких я и представить себе не могла в то время, когда мы ругались в самолетах.

— Но со временем все утряслось, и мы снова сблизились. Джем была для меня самым родным человеком. В душе я знала, что если что-то пойдет не так у нас с Ником, то у меня останется она. Поэтому с ней была откровенна, как ни с кем.

Слезы выступили у меня на глазах.

— Эва… — он тронул рукой мое колено в знак ободрения.

Я смахнула слезы, но внутри как будто кто-то проворачивал нож в незаживающей ране.

— Дело в том, что втайне от меня она была влюблена в Ника. И наконец призналась ему в этом, после того как он сделал мне предложение, понимая, что если она не скажет этого сейчас, то потом может быть поздно. Потом она сказала мне, что он в ответ тоже признался, что любит ее. И у них начался тайный роман, о котором они долго боялись мне говорить.

Слезы покатились у меня по щекам. Я отвернулась от Калеба и уставилась в окно, стараясь справиться с эмоциями.

— Когда я узнала об этом, я сказала ей, что она должна была признаться мне давным-давно. Что я всегда любила ее больше, чем Ника, поэтому, если бы я знала, я отступила бы в сторону до того, как отдала Нику все.

Я вытирала слезы, льющиеся по моим щекам, но продолжала:

— Она жутко плакала, когда услышала это, но тогда мне было уже плевать на ее слезы. Я видела только предательство. Если бы они хотя бы признались мне сразу, не изменяя мне за спиной. Это было бы больно, но не так унизительно.

Я повернулась к Калебу. Лицо у него было мрачное, жесткое.

— Мне всегда было интересно, знала ли она, что после нее он спит и со мной? Или он говорил ей, что мы не спим больше? Но мы занимались сексом все эти месяцы, — я с отвращением скривила губы. — На самом деле, как я потом уже вспомнила, прокручивая всю эту ситуацию назад, он был даже ненасытным в этот период. Я думала, это потому, что мы обручены. Он не мог от меня оторваться. Теперь я понимаю, что его заводила эта ситуация — параллельный секс с двумя женщинами. Лучшими подругами.

Знаешь, что он ответил мне, когда я спросила его, зачем он был со мной, если любил Джем все это время? Он сказал, что хотел меня еще с тех пор, как был возбужденным подростком, — злость охватила меня при этом воспоминании. — Что я была такой красивой, что он не мог не хотеть меня. Что, возможно, он всегда будет хотеть меня в этом смысле. Но на том его интерес ко мне и заканчивался. Хорошенькое личико — вот все, чем я была для него. Он сказал, что я скучная и зажатая, слишком беспокоюсь о том, как выгляжу и какое впечатление произвожу. Джем не такая. Она не тщеславная. Она теплая, так он сказал. И если моя красота увянет, то Джем будет прекрасна всегда — внутренней красотой.

Я замолчала, и в комнате повисла гнетущая тишина.

В этой тишине я ясно чувствовала негодование Калеба, и от этого становилось легче.

— А теперь хочешь узнать самое печальное? Я поверила ему. Наверно, я и правда слишком беспокоилась о внешнем виде и мнении окружающих. Неудивительно, если единственный комплимент, который я когда-либо слышала от родителей, касался моей внешности. Получалось, что это единственное мое хорошее качество…

В общем, я чуть с ума не сошла в тот период. И мне понадобилось очень много времени и работы над собой, чтобы понять, что Ник был неправ. У меня есть недостатки, но не эти. Просто он не хотел выглядеть плохим в той ситуации. Они оба хотели быть хорошими. Поэтому всю вину свалили на меня. Объявили всем, что это я несколько лет назад увела Ника от Джем, а теперь они просто воссоединились. Мои родители посоветовали мне смириться с этим. Просто смириться! Два человека, которым я доверяла, предали меня, а мне надо было просто смириться!.. Единственным человеком, ставшим на мою сторону, был дядя. Он забрал меня в Бостон и помог найти работу.

Когда Калеб заговорил, голос его звучал сердито:

— Так ты летала на похороны Джем.

Я прерывисто вздохнула:

— Все наши старые друзья смотрели на меня с презрением, шепчась за моей спиной о том, что как это, мол, я осмелилась приехать. Это само по себе было достаточно тяжело, но Ник решил унизить меня еще больше, направив на меня весь свой гнев и боль.

— Что он сделал?

— Я заворачивала за угол в их доме и случайно наткнулась на него. А он нес поднос с напитками, и все это пролилось на кремовый ковер. И тут его прорвало. Он стал орать, мол, что я здесь делаю? Джем умерла, думая, что сама во всем виновата. Что она себя так и не простила, хотя это была не только ее вина. Он орал, что мы тоже виноваты. Но я не захотела переступить через то, что случилось. Не смогла ее простить. Потому что была переполнена ненавистью и жалостью к себе. «А теперь, — сказал он, — живи, зная, что я никогда не прощу тебя».

Калеб тоже сел на кровати и горящими глазами уставился на меня:

— Надеюсь, ты не проглотила это дерьмо?

Я фыркнула:

— Нет, конечно. Но все остальные — да. Меня чуть на вилах из дома не вынесли, а мои родители только стояли и смущенно хлопали глазами, даже не пытаясь встать на мою защиту. Но сейчас я уже не та девочка, Калеб. Да, я чувствую вину за то, что она умерла без моего прощения. Потому что я могла бы ее простить, зная о том, что она чувствует себя ответственной за то, что разрушила будущее, которое я планировала. Но он? Ни разу он не признал, что виноват. Он все время выкручивался, пытаясь подставить меня. Он трус! — я в недоумении покачала головой. — Когда я оглядываюсь назад, то не понимаю, как я могла не замечать, какой он гнилой внутри.