Голос ни х*ра не прорезался. Грубый, низкий, у самого ощущение, будто выкурил разом пачку сигарет, так сипит. Даже неловко стало. Пугает ее этим тоном?

И… все еще ее в своих объятиях держит!

А она так и стоит, и не пытаясь отступить, на него смотрит.

Причем так, что у Олега в голове вновь грохочет, и хочется все свои разумные доводы послать далеко и капитально! Будто сама пьяна после этого поцелуя, нереального, словно приснившегося обоим.

Все нараспашку в глазах, ничего скрыть даже не пытается. Щеки пылают, губы припухли, им замученные, и тонкие пальцы, явно же неосознанно, за его мундир до сих пор цепляются, будто нет иной опоры… А его левая ладонь все еще в ее волосах, кстати. Косу растрепал безбожно…

Даша так и молчит, и только воздух пытается в себя втянуть. Ни одной привычной колкости в ответ, но хоть и не плачет. И продолжает смотреть на него… Так, что Олегу душу будто консервным ножом вскрывает — когда что угодно к ее ногам бросить хочется!.. Только бы ответила, сказала хоть что-то! Что-то вообще непонятное и непривычное нервы на кулак тянет.

Дурацкое подозрение в голове вспыхнуло: а целовалась ли она еще хоть с кем-нибудь, не говоря уж про другое?

Но ей же двадцать! Точно такого быть не может…

И тут то, что опекунша ее говорила, вспомнил… Как ударило по затылку что-то, основательно приложив! Что Дарья целиком на учебе сосредоточена была, на парней вообще внимания не обращая… Неловкость ее порывов в темноте вспомнилась.

Опалило горло, обожгло каким-то диким осознанием своей по ней жадности! Вообще незнакомым, примитивным чувством собственника! Офигительно ярким пониманием, что не в состоянии ее отпустить никуда!..

И тут же, как пропущенный удар в солнечное сплетение, с ног сбило другой мыслью: а если она, по неопытности этой самой, решит, что Гутник ее принудить к чему-то пытается? Что понял, как для Даши желанно и важно здесь быть, сам же говорил об этом вот только, и пытается все из девчонки выжать, хоть и любовницей стать заставит, угрожая местом…

И самому от себя внезапно до муторной дрожи противно. Ведь просто накинулся, еще и в темноте, в подсобке! Не объяснил, не сказал, не признался…

Что он творит?! Какого черта? Никогда мудаком не был, а с девушкой, дороже которой внезапно никого в мире нет, только ошибку за ошибкой совершает.

— Простите меня, Дарья, — руки сами упали, словно дошло до мышц наконец, что нет никакого права ее удерживать. — Я преступил черту и оскорбил вас, хотя совершенно не собирался. И сюда пришел, чтобы извиниться, объяснить, почему принял решение вас назад в архив отправить. А не вот это все… Сожалею, если обидел. И пойму, если вы откажетесь дальше со мной работать.

А вот взгляд не отводил. Хотел, наверное, чтоб видела начистоту и понимала его. Ведь ни х*ра опыта в таких разговорах нет. Не привык. А у нее его мысли считывать всегда шикарно выходило, лучше, чем у многих, кто его годами знал.

Дарья наконец моргнула, будто спала все это время с широко распахнутыми глазами. Как-то неловко повела плечами, словно ей зябко без его рук стало…

Блин! Вот зачем обманывает сам себя?! Ясно же, что он просто ошарашил и сбил ее с толку! Навалился, набросился в темноте, как чертов насильник…

Заскрежетал зубами, понимая, что ущербные руки сжимаются в кулаки до болезненного натяжения изорванных сухожилий, ощущая невыносимую уже нехватку ее тепла на своей коже.

А Дарья подняла руку и провела пальцами по векам, прикрыв на секунду глаза, вздохнула как-то иначе, жадно, но и будто с трудом…

Черт! Он каждую… Буквально каждую мелочь в ней мониторил! Не мог переключиться!

— А я уже могу вернуться? — вдруг оживилась она, будто ничего больше из его слов и не услышала. — Прекрасно! Я, кстати, дело одно нашла, Олег… Георгиевич… Допрос, точнее. Не знаю, может, вам там будет понятней, но мне оно покоя не дает почему-то, — отведя от него взгляд, как-то излишне жизнерадостно на вкус Гутника, добавила девчонка.

Прям затараторила. И переплетать косу на фоне начала.

Будто отчаянно пыталась сделать вид, что ничего не происходило только что такого, что выбивалось бы из нормы. Только вот пальцы у нее дрожали, и Олег это видел. Да и щеки все еще пылали румянцем, про губы и говорить нечего.

И как ему это понимать, спрашивается?

Вообще нетипичный ступор охватил в этот момент! Как бы не за этим Олег спускался… Точно не собирался ее возвращать в отдел, просто уговорить понять хотел, разобраться, кто обидел. Но… как теперь назад сдать, если сам проболтался про то, что изнутри испепеляет просто? Да и одна мысль, что Даша вновь около него в кабинете будет — прям воскрешала к жизни все искореженное тело, ей-богу.

Глава 18

— Давно ты ко мне не приезжал, — хмыкнул Гутник, пропуская через порог дома гостя.

Охрана кивнула, дав понять, что все чисто, визитера проверили. Собственно, он и не сомневался. И хоть точно знал, что это его друг — процедура требовала соблюдения. Да и Михаил не спорил, сам тоже все понимал. Свой.

— Давно ты меня не звал, — отозвался друг, хлопнув его по плечу и крепко пожав руку.

Без пиетета или предосторожностей, как многие, будто и не видел увечий. И за это Олег его еще больше ценил. Миха всегда таким был: умел четко уловить, что человеку напротив только триггером послужит, и обойти, замять, вывести в ровное и без напряга.

— Я и сегодня тебя не звал, — хохотнул Олег, чуть поведя ноющим плечом. — Сам позвонил и напросился, — махнул рукой, чтоб друг проходил в кухню.

Не Мишки вина, плечо из-за избытка сидячей и бумажной работы сегодня начало о себе напоминать.

А как было встать или на что-то переключиться, когда это означало бы от Дарьи отсесть? И дело вообще не в попытке разобрать, что там за бумаги она нарыла.

Короче, Олег даже не так интересовался содержанием на тот момент, как обществом вернувшейся в его кабинет помощницы. И при этом, стоило признать, что у них очень странно складывалось взаимодействие после всего случившегося… Оба, не сговариваясь, сделали вид, что никакого взрыва безумия в виде того оглушающего поцелуя в темной подсобке не было. Просто исключили, вынеси