Шрифт:
Закладка:
А юноша говорит. Говорит серьезно, толково. С той энергией и обвораживающей улыбкой, которые были проверены уже не раз за последнее время во многих самых ответственных встречах и беседах. Он ставит условия и требования для проведения опыта. Очень ясные, очень твердые. Требования Компании, которые звучат неизменно как требования его личные.
И редактор невольно смиряется. Он уже готов изменить свой взгляд на юного посетителя. Не такой он, оказывается, простак. К тому же присутствие Дзвиса Джемсона кое-что подкрепляет. Фабрика виски Джемсонов помещается здесь же, в Дублине. А это уже известная гарантия.
— Вы хотите повышенный гонорар? — спросил редактор.
— Я не торгую наукой, — скромно заметил Маркони.
Но только одно условие. Под каждым его сообщением из района гонок газета указывает: передано по телеграфу без проволоки, изобретение Маркони. Вот и все. Ничего больше.
Редактор смотрит совсем благосклонно, отдавая должное инициативе молодого человека. И раз денег не требуется, то почему бы не войти в соглашение? А эту электрическую чертовщину можно перестраховать таким вполне надежным, испытанным средством, как, например, посыльный моторный бот.
Еще одна просьба Маркони: если опыт окажется почему-либо неудачным, газета об этом не распространяется.
— Что вы, что вы, мы не пользуемся неудачами! — воскликнул редактор.
Маркони понял: редактор оставляет за собой свободу действий… в случае чего.
Регата открылась. Две недели подряд избранное английское общество бредило именами победителей, номерами и названиями яхт. И в самые решающие дни дублинская «Дейли экспресс» удивила мир своими экстренными выпусками. Пока множество зрителей на берегу гадало о результатах, вглядываясь в водные просторы, в типографии Дублина уже печатались все подробности гонок — так, будто сам читатель присутствует на морской дорожке, наблюдая, что там в данный момент происходит.
Все это время Маркони сидел на палубе пароходика «Летающий охотник», который плавал в районе состязаний. Сидел около передатчика и, стреляя искрами разрядов, посылал точные сведения на берег. Приемная станция находилась в Кингстауне. Оттуда воздушные депеши передавались в Дублин по обычной проволоке в редакцию.
Вначале что-то не ладилось. Проклятые аппараты, несмотря на превосходную отделку, упрямо отказывались работать. Напрасно Маркони стучал ключом — передачи не получалось. Рядом стояла мама Анна и твердила:
— Надо еще. Попробуй. Надо еще…
А когда он остановился в полном отчаянии, она прошептала только:
— Посмешище!
И то ли этот материнский призыв, то ли воспоминание о лице редактора, когда тот говорил: «Мы не пользуемся неудачами», заставило его опять взяться за аппаратуру, пробовать еще и еще. Наконец он нашел, в чем неисправность, и передача установилась.
Никогда дублинский редактор не мог рассчитывать на такой успех. Остальные газеты были посрамлены, печатая устаревшие сведения. Тираж «Дейли экспресс» резко подскочил. А под бюллетенем регаты было жирно отпечатано: «Изобретение Маркони».
Всюду его имя произносилось наряду с наиболее знаменитыми гонщиками. Популярность, признание! Даже кабельные компании должны были хотя бы временно прекратить свои нападки. Журнал «Электришен» уже писал: «…Это замечательное событие несомненно знаменует начало быстрого развития беспроволочного телеграфа в ближайшем будущем». Журнал должен был смириться с тем, что на свете существует и действует Маркони.
Курс акций новой Компании беспроволочного телеграфа и сигнализации неуклонно повышался. Общее собрание пайщиков в тот год проходило под знаком обещаний и надежд. Деятельность Маркони требовала все более крупных вложений. Капитал Компании удвоился. Двести тысяч фунтов! Два миллиона рублей!
— Мы провели с толком это лето, — сказал Маркони своему кузену. — Разве можно извлечь больше из опытов?
— Мы провели, кажется, удачно это лето, — сказал Попов своему ассистенту. — Все, что было намечено.
В этот год были повторены испытания на кораблях. Новая аппаратура. Кое-что из Минного класса, кое-что из кронштадтской мастерской лейтенанта Колбасьева. И, наконец, приборы, заказанные еще в прошлом году в Петербурге и прибывшие с большим запозданием. В общем, с бору по сосенке, но все-таки уже что-то более основательное.
Как всегда, опытов была проделана целая гора, с бесчисленными повторениями.
— А что мы можем из них извлечь? — спросил Рыбкин, останавливаясь.
— Кое-что можем… — отозвался Попов. О собственных результатах он предпочитал говорить сдержанно.
Он всегда стремился извлечь что-то из опытов. Не простое достижение дальности, а какие-то данные, факты, которые позволили бы полнее и глубже понять то, с чем имеешь дело. Пища для обобщений.
Они прогуливались сейчас вдвоем по краю гранитной набережной, откуда начинались предварительные испытания. То было весной. А сейчас уже стояла глубокая осень. Но вдруг выпало несколько мягких золотистых дней, как бывает иногда среди осеннего ненастья, — и хотелось этим воспользоваться, проститься с последним подаренным теплом… и поговорить о том, о чем они никогда не уставали говорить друг с другом.
— Аппараты проверку выдержали, — сказал Рыбкин. — Ваши предположения подтвердились, Александр Степанович.
— Некоторые подтвердились, — сказал Попов.
— А вибраторы… — напомнил Рыбкин.
Да, с вибраторами получилось очень интересно. Они заготовили на этот раз для всесторонних испытаний разные виды вибраторов — с разрядниками разной формы и разных размеров, — и оказалось, что ни форма их, ни размеры не играют существенной роли, как считалось раньше, для силы излучения. Главное в том, как возвести антенну. Отсюда важный вывод: можно не делать таких громоздких вибраторов, строить станцию отправления гораздо более простой, компактной.
Александр Степанович всегда считал особой заслугой любого эксперимента, если все то же самое можно получить более простыми средствами. Внушительная сложность никогда его не привлекала. Поэтому он сейчас словно выискивал, чем бы ему быть недовольным.
— А все-таки антенна… Наплели мы с вами сеть, как пауки.
Увлечение сложной, громоздкой антенной ему положительно не нравилось. У Маркони — какие-то гигантские корзины. У них — целая паутина, натянутая на корабельных мачтах, через клотики и по концам рей. Правда, передача становилась более отчетливой. Но Александр Степанович продолжал с сомнением покачивать головой.
— Душа не принимает, — улыбнулся он.
Он все время возвращался к мысли о самом простом. Просто вертикальный стержень, достаточно высоко поднятый и хорошо уединенный от всяких металлических соседей. Это свое предположение пытался он тут же подкрепить теорией. Механизм возбуждения колебаний в простом вертикальном проводе.
— Знаете, по аналогии… Как в закрытой органной трубе.
И тут же, остановившись, чертил прутиком на земле формулу. Числовая зависимость между длиной антенны и длиной волны. Оружием математической физики отстаивал он свою идею простого вертикального провода.
— История с маслом — хороший нам урок! — говорил он в подтверждение.
Да, это был поучительный случай в их опытах.
