как между реальным отражением в зеркале и оригиналом. Оригинал поднимает руку – и отражение поднимает руку. Всё остальное, чего мы касались, – аспекты архаического Рока как уничтожения, обречённости, Судьба как подверженность обстоятельствам проявления, и внутренняя детерминированность по поводу выбора, – всё это уже как бы проявления фундаментальной, первой несвободы.

Итак, несвобода есть отношение оригинала и отражения, а плюс к этому ещё, вне этой поляризации, существует точка непознаваемого – Творец, Который не входит в эту ось общения между оригиналом и отражением, Он является чем-то вынесенным за эти скобки.

Вот теперь мы можем приступить к анализу понятия свободы.

Прежде всего, если человек – это просто отражение, размещённое на некой зеркальной плоскости, – откуда вообще берётся концепт неповиновения, «выхода за рамки», бросания вызова, свободы в каком бы то ни было смысле? Ну, герои бросают вызов Року. Конечно же, Одиссей, Ахилл, Геракл, потрясая копьём, мечом, щитом, глядя вверх и полагая, что они, наследники богов, бросают вызов Вечному Времени, – они прекрасно знали, что и олимпийские боги стираются этим Роком, и они уничтожимы. Это как мышь, вставшая перед бульдозером. Это бессмысленно.

Да, кстати, в греческой мифологии подробно прописано, как одни боги уничтожали других…

И «Рагнарёк», «Сумерки богов» и так далее. Есть чистое уничтожение, «зачистка», и есть циклическое обновление, – Чархи фаляк, который универсален в том числе и для греков. Тем не менее они всё равно бросали вызов, потому что для них не бросить вызов было невозможно: это был смысл их здесь и теперь, вот сию секунду. Либо они являются мёртвыми объектами уже сейчас без этого вызова, либо они – субъекты и они подлинно живы в момент вызова.

Почему? Что их заставляет, если они – отражения? На этот вопрос ответ только один: они являются носителями, в той или иной степени, того, что не содержится в Первосуществе, что не отражено в зеркале, не проявлено в этой плоскости, потому что этого нет в оригинале. И действительно, почему Творец требует от Иблиса поклониться Адаму? Потому что прежде, чем пробудить глиняную куклу, Он вкладывает в Адама от Своего Духа. Потом пробуждает Адама и говорит Иблису: «Поклонись!». Тот думает, что перед ним оживлённая глиняная кукла, но не знает, что у Адама в сердце есть непостижимая точка, представляющая собой искру Божьего Духа, Святого Духа.

Соответственно, это, видимо, и есть то самое подобие, «образ и подобие»?

Это не подобие. Образ и подобие предполагают форму, а эта точка – она есть антитеза любой форме, любой аналогии…

Позвольте я отгадаю, что это за точка. Если рассуждать так, то действительно: если мы берём концепцию монотеистической религии, сначала был падший ангел, он же дьявол, он же Люцифер, Иблис и так далее. И у человека эта точка – это жажда, любовь к творению, к творчеству, к созиданию? Отгадал?

Нет. Эта точка есть просто сознание. Сознание как антитеза Бытию. Как свидетельствование. Всё что есть, включая Великое Существо, – это объект. А эта точка есть принцип субъектности, потому что принцип субъектности – это полярность любому сущему. На самом деле всё, что мы видим вокруг, всё, что свидетельствуем, – мы свидетельствуем и понимаем только потому, что мы не являемся вещью среди вещей. Мы не тождественны ничему из того, что нас окружает. Только мы. Собака, виляющая хвостом, которая бы здесь сидела, – она одна из этих вещей. Она не понимает, что она собака, что вокруг вот эти вещи, – она вброшена в гештальт. В лучшем случае как живое существо, в котором идёт нарушение второго закона термодинамики, она заперта в свою экоструктуру, эконишу, и она действует в режиме «запрос-ответ». А мы способны абстрактно воспринять всё: звезды, эти стены, собеседников и так далее, потому что мы – ничто из этого (каждый из нас). Это точка прокола в сущем. А Первосущество ничего об этом не знает, потому что в него ничего такого не вложено, – оно гомогенно, как лист бумаги, в котором нет ни малейшего штриха, прокола, дырки. Сплошной лист бумаги, который никогда не кончается. А мы – рисуночек, в котором дырка.

То есть правильно ли я понимаю, что человек может вырваться из системы или круга аксиом неких правил, и через них как-то выйти на следующий уровень и бросить вызов сущему миру, поставив на кон свою жизнь?

Да. Потому что в нем есть нечто, не совпадающее ни с чем, что является онтологической или, лучше сказать, «контронтологической» базой свободы.

Допустим, человек когда-то, наш древний пращур, поднялся на вершину скалы и из своих соображений бросился с этой скалы, то есть он поставил на кон свою жизнь и принял решение самостоятельно свою жизнь закончить, – в этом есть свобода?

Тут трудно понять, о каком именно пращуре мы говорим, потому что если мы говорим о людях совсем глубокой древности, людях Золотого века, то они были подобны Великому Существу, потому что к ним ещё не пришёл Адам. Бегали люди, которые находились в абсолютном гармоническом тождестве со вселенной, – как младенец в утробе матери, который ещё не пережил разделения на «Я» и «не-Я» и находится в состоянии, как выразился Фрейд, «океанического блаженства»: для него свобода и несвобода совпадают в чистом благе. Он не свободен в утробе матери, но эта несвобода не является бременем, потому что она является блаженством: он там защищён, потому что не переживает разделений. Никакой оппозиции себя с чем-то, и поэтому свобода и несвобода сомкнуты в благе как в простом утверждении. И так были люди Золотого века.

Потом к ним приходит Адам, в котором есть эта искра, а в них нет, им эту искру никто не вкладывал. Вложили в глиняную куклу Адама и дали ему язык: Творец научил его языку, язык имеет божественное происхождение. Адам приходит, и он – не будем пускаться вглубь теологической историографии (Адам и Ева, потомство и так далее) – так или иначе даёт язык этому человечеству. И после этого, овладев языком в значительной степени насильственно, то есть принуждённые заговорить, они как бы рождаются.

Вот ребёнок родился из утробы – и сразу жёсткий холодный ветер, крики, яркие цвета раздирающе действуют на его пять органов чувств. И язык является этим актом рождения. Сверху что-то обрушилось – это «дождь», жжёт – это «солнце», «холод» морозит и так далее,