здесь избили в кровь одного за другим. Ранним утром избитые кабардинцы вернулись в сотню и рассказали о ночном приключении. Заурбек – вы же знаете, какой он порох! – сжал кулаки и бросился на стоявших перед ним молодых всадников [64].

– Как же вы смели не убить его? – кричал Заурбек. – У вас были кинжалы?

– Были, – понуро отвечали ему.

– И вы после того хотите называться мужчинами?.. Прочь с моих глаз!

…На следующее утро Заурбек вывел всех кабардинцев на площадь, расположенную перед Городским управлением, и построил каре. Поглядывая на двери, откуда должен был выйти Кривчик, Заурбек ходил посередине каре, похлестывая свои ноги крепкой кабардинской плетью. Наконец, двери открылись и в них показался городской голова, с лицом надменным и неприступным. Быстрыми шагами Заурбек приблизился к нему, взял его под руку и пригласил следовать за собой, в середину выстроенных всадников. Кривчик, вероятно, почуял недоброе, но отступать ему было некуда.

– Вы городской голова, Кривчик? – громко спросил Заурбек.

– Да, я, – отвечал тот, насупившись и тяжело переводя дыхание.

– Эй, Шеретлоков. Тхамбельмишхов, Тляругов… выйти сюда! –

Когда вышли те, кто носил еще на лице следы побоев, Заурбек спросил Кривчика:

– Узнаете свою работу?

Кривчик, в приливе отчаяния, замахал руками:

– Они сами виноваты! Как они смели останавливать городского голову?..

– Вы это бросьте, дорогой, – спокойно возразил Заурбек. – Они исполняли свой воинский долг. А вот позвольте вас спросить: правительство вас поставило, чтобы вы следили за порядком или устраивали кавардак?

Кривчик молчал. Заурбек отодвинул его на длину вытянутой руки, взял за шиворот и обратился к всадникам:

– Вот, – сказал он, – вот человек, которого стыдно назвать человеком! Я вас называю мерзавцем! – добавил он, поворачивая к себе лицо Кривчика.

И потом с поразительной быстротой и силой согнул толстяка Кривчика в пояснице, зажал его голову между коленями и всыпал ему изрядное количество «горячих» в то место, откуда растут ноги. Можно сказать, что Заурбек бил его, пока не устала рука. Замечательно, что Кривчик ни разу не вскрикнул…

– А теперь – идите!.. Жалуйтесь сколько угодно и кому угодно!

Кривчик нахлобучил шапку и, не поворачивая головы, выскочил из каре.

Разумеется, жалобы полетели во все стороны. Заурбека вызывал начальник округа, требовали его во Владикавказ, к высшему начальству… Дело доходило до наместника на Кавказе… По городу кто-то пустил листовку, которая начиналась так: «Лавры Гинденбурга не давали спать молодому поручику Заурбеку…» и т. д. Вся эта история кончилась тем, что его послали на фронт. Но вы посмотрите, все-таки какой это своевольный и опасный человек! Он – настоящий самостийник…

…Кто-нибудь из слушавших, с улыбкой снисходительного презрения к рассказу, покачивал головой и говорил, растягивая слова так, как хлебопек растягивает тесто, испытывая его качество:

– Ну-у-у… эт-то что-о-о… А вот вы вспомните другой случай! Вот тут действительно, можно сказать, Заурбек «открыл свои карты»!.. Да-а.

– А что такое? – любопытствовал недавно поступивший офицер. – Как же он раскрыл карты?

– Вот так и раскрыл: полностью обнаружил свою лакейскую душу! Ведь ему главное – быть впереди других. А как, какими средствами – это для него в высокой степени безразлично. Ну, вот, например, назначили его начальником учебной команды. Команда эта составлялась из всадников всех полков Дикой дивизии. В команду принято было посылать самых отчаянных головорезов. Заурбек, вопреки уставу, муштровал их день и ночь. Офицеры команды буквально выбивались из сил. Всадники исхудали, лошади сдали в теле. А ему, конечно, плевать!.. Бывало так, что он промучает людей с шести часов утра до часу дня, даст полчаса на обед, а после обеда объявит отдых. Только что все расположатся облегченно вздохнуть, вдруг – сигнал! – тревога! – сбор… Что такое? – Где трубач? Трубач отдыхает вместе с остальными. Оказывается, это Заурбек взял на себя роль трубача и трубит во всю силу своих легких. Опять встают люди, опять седлают коней, опять строятся на плацу… А он ходит между рядами и еще покрикивает. Но самое возмутительное произошло на смотру.

Великому князю Михаилу Александровичу дали корпус, а на его место прибыл командовать дивизией князь Багратион. Багратион был известен своею строгостью. Первым делом он пожелал проверить строевое обучение полков. Была горячка!.. Ведь наши всадники каждый в отдельности – великолепный кавалерист. Но все вместе они далеко уступают и регулярным полкам, и казачьим. Полковое учение было нелегким делом. Одним словом, Багратион смотрел, хмурился и ничего не говорил. Когда дошла очередь до учебной команды, начдив [65] наклонился к уху начальника штаба, сказал: «Если и эти… то… знаете ли… я вам скажу…». Подъехали они оба к развернутому фронту учебной команды. По правде сказать, она действительно выровнена была идеально: прямо по нитке! И еще одна подробность производила настоящий эффект: Заурбек, как только принял команду, сейчас же приказал всем всадникам отпустить бородку клинышком. И сам носил такую же. Тех же, у кого борода еще не росла, он поставил во вторую шеренгу. По команде «р-р-равняйсь» все поворачивали голову направо, так что бородка приходилась к бородке. Получалось впечатление. Багратион обратил на это благосклонное внимание. Потом начались заезды, повороты, повзводно налево кругом и так далее… Все это делалось превосходно, но не в том дело! Каждый в конце концов может выучить, если ему дать время. Возмутителен был конец смотра! Вы только подумайте, какую штуку отколол Заурбек!.. Когда Багратион поблагодарил его и отпустил команду, Заурбек построил ее в колонну по шести, приказал всем стать на седла во весь рост, сам выехал вперед, тоже стоя в седле, с трубой… проиграл «карьер» и – вся эта колонна промчалась карьером мимо Багратиона!.. Черт знает что! Офицер – и трубит, стоя на коне?! Что же это: цирк, что ли?.. Конечно, мы ему это не забыли и не простили. Если кто желает заниматься циркачеством, то ему место не в полку, а в цирке. Вот как…

До ушей Заурбека доходил отзвук всех этих наветов и разговоров, но он не обращал на них внимания. Он называл такого рода разговоры по-кабардински: «адыге псятля», что значит в переводе «кабардинские разговоры» и под чем нужно разуметь – ничтожная, глупая, бессмысленная болтовня. Однако были у Заурбека в полку и настоящие враги. Враги эти не занимались «разговорами» – ведь настоящий враг не треплет языком, а молчит. У настоящего врага только один язык – кинжал; у настоящего врага только один разговор – пуля. Настоящим врагом Заурбека был полковник Юрий [66].

Издали, в особенности на коне, их можно было спутать. Оба они были маленького роста. Оба любили высоких коней. Но Заурбек был широк