– Самая обычная кокетка. В меру смазливая, не в меру амбициозная. У нас с ней все равно ничего бы не вышло. Мы были слишком разными. Будь я немного умнее, пожелал бы ей удачи с этим иностранцем, а сам бы отправился с друзьями на скачки или в ближайший бордель. Но я был молод и впечатлителен. И многого не понимал. Зато Эдем сумел все расставить по местам. Жернова богов мелют медленно, но чрезвычайно мелко.

Эта история произвела на меня эффект разорвавшейся бомбы, особенно вкупе с теми образами, которые создало воображение Шона, когда он пел в клубе. Но и породила великое множество вопросов. Я покусала губу, делаю выбор между ними, и наконец задала самый безобидный:

– Шон Феррен – это псевдоним?

Он усмехнулся.

– Разумеется. Взял его уже после попадания в Эдем. Не одной же тебе позволено менять имена, госпожа Грантеева.

Я усмехнулась. Откуда только узнал! И осторожно, чувствуя, как сердце забилось быстрее, спросила:

– А как тебя по-настоящему зовут?

– Шон Феррен, Карина, Шон Феррен, – сухо ответил он. – Мое прежнее имя уже давно стерлось из памяти, потому что юноша, который его носил, бесславно умер на той бессмысленной, бесполезной дуэли.

Я прищурилась, вспомнив все, что знала о первом писателе Либрума. В голове пронесся хоровод противоречивых поступков и слухов. Но я видела в Шоне свет и верила в него особой верой влюбленной женщины. Слепой и непоколебимой.

– Думаю, он все равно живет где-то внутри тебя и иногда дает о себе знать, – ласково улыбнулась я.

– Не стоит питать по поводу меня иллюзий, Мандариновая девочка. Это чревато горькими разочарованиями.

– Не беспокойтесь, господин Феррен. Если Дориан была права, еще несколько месяцев и я стану такой же циничной, как и вы. Будем на пару шокировать окружающих своими остротами. Хотя нет, не выйдет! К тому моменту мы точно расстанемся. Я найду себе кого-то повлиятельней… Не из Пантеона. А вы будете охмурять очередную симпатичную простушку, подающую большие надежды. Ну как? Я хорошая ученица, господин Феррен? У меня получилось дотянуться до мастера? – весело спросила я, и Шон расхохотался. А потом нежно поцеловал меня в макушку. Прикосновение его губ неожиданно спровоцировало озарение: – Шон, постой, ты же сказал, что был сыном графа! Тогда откуда у тебя на спине шрамы? – Слова слетели с губ раньше, чем я успела прикусить язык.

Показалось, что он не ответит, но господин Феррен меня в который раз удивил.

– Глупость излечивается не сразу. Шрамы – моя защита от рецидива. А теперь твоя очередь, Карина. Как ты оказалась в Эдеме?

– Банальное ДТП. Ничего интересного.

– И что же ты такое сотворила, раз тебя затащило в этот гиблый, смердящий мир? Я нашел у тебя только одну книгу.

– А больше и нет, – усмехнулась я.

Шон перевел на меня ошарашенный взгляд. Кажется, мое признание его действительно поразило.

– Девочка… – Он тяжело вздохнул. Как вздыхает человек, внезапно узнавший о кончине близкого.

– Перестань меня дразнить! – развеселилась я. – Лучше скажи, ты правда читал «Реальную магию»?

– Полистал на досуге. Я ведь должен знать, кого впускаю к себе. Одной домушницы с меня хватит. А книга – это всегда автопортрет автора. Как бы он ни пытался его замаскировать.

– И что же?

Он вопросительно вскинул брови, а потом неспешно обвел шершавой подушечкой большого пальца контуры моего лица.

– Ты очень красивая, Карина…

– Шон, хватит увиливать! Ты прекрасно понял, что я имела в виду книгу. Что скажешь по ее поводу?

– Слишком наивно и идеалистично, – вынес он свой вердикт, а я усмехнулась и покачала головой. Действительно. Могла бы и сама догадаться, что ничего другого и не стоило ждать от «главной крысы Пантеона». – Но идея хорошая, – неожиданно добавил он, глядя на меня с теплотой.

Я просияла.

– Спасибо. Мне она сложно далась. Хотя концепция выстроилась в голове мгновенно.

– Лень?

– Не совсем. Я писала на эмоциях, и после каждой главы мне нужен был перерыв, чтобы восстановиться. А в это время воображение рождало одну сцену за другой. Слишком быстро и слишком ярко. Как фильм. Даже лучше. Я не могла угнаться за фантазией. Как и передать то, что вижу со стопроцентной точностью. Это раздражало. В какой-то момент я даже хотела бросить, но стало жалко героев. Они оживали с каждой новой страницей.

Сделала небольшую паузу, уносясь мыслями в прошлое…

– Помнится, я тогда мечтала придумать устройство, которое бы мгновенно переносило образы из моей головы в компьютер, создавая фильм. Смешно, да? А теперь, оказавшись в Эдеме, я снова бьюсь за каждую формулировку и деталь, готовя очередной проект. Может, когда-нибудь соберусь и создам такой прототип, чтобы облегчить себе жизнь. Мало ли, вдруг еще и в кинорежиссера переквалифицируюсь, – усмехнулась я и поближе придвинулась к Шону.

Он курил, задумчиво глядел куда-то в пустоту и, казалось, меня не слушал.

– Наверное, я утомила тебя своей болтовней, – произнесла с улыбкой и уткнулась носом ему в грудь.

Шон затушил сигару.

– Уже поздно, Карина. Давай спать.

Я заерзала, устраиваясь поудобнее, и свет погас.

После покушения галлюцинации принялись меня одолевать с удвоенной силой. Я не говорила об этом Шону. Впрочем, как и о том, что не могла заставить себя отказаться полностью от мысли, что мне каким-то образом удалось побывать дома. Это было глупо, иррационально, но… надежда она такая.

Я не хотела тревожить Шона своими измышлениями и переживаниями, он и без того за меня волновался и, наверное, догадывался, что презентация не прошла для моего организма бесследно. Поэтому был заботлив, внимателен и, будто чувствуя, что я в этом остро нуждаюсь, ненадолго приоткрыл для меня ворота в свой внутренний мир. Простые человеческие отношения – вот то единственное, что могло бы уравновесить нехватку дорогих близких людей. Я это знала. И Шон это знал.

Он говорил, что поможет мне справиться со всеми трудностями, только нужно, чтобы я сделала шаг навстречу переменам и начала жить настоящим. Рассудком я понимала, что он был прав, хотя сердцу было боязно разрывать пускай и эфемерную, болезненную и изматывающую, но все же связь с домом.

Однако я чувствовала, что если поддамся эмоциям, то настолько глубоко увязну в болоте апатии и тоски, что не сумею из него выбраться. Я не хотела становиться на путь саморазрушения, поэтому с благодарностью принимала помощь Шона и старалась отвлекаться.

Остаток рабочей недели мы оставались по вечерам в пентхаусе, наслаждаясь обществом друг друга и временем, которое будто бы замедлялось в нашем уютном, теплом мирке. Забота, поддержка Шона, его слова и бережные прикосновения сильных любимых рук – все это словно целебный бальзам помогало восстанавливать душевное равновесие.