Шрифт:
Закладка:
«Карина, счет идет на секунды! Если ты здесь задержишься, твой мозг может умереть! Твоя семья осталась в прошлом. Сейчас ты живешь в Эдеме, работаешь в Пантеоне и встречаешься со мной. Вспомни, как мы летали на драконе, как танцевали на балу… Как я водил тебя в кино, а потом целовал… Ты нужна мне, Мандариновая девочка, слышишь? Не смей меня оставлять!» – прокричал он так же отчаянно, как я звала родных, и это все изменило.
«Хорошо, – прошептала я обреченно. Мысль, что придется снова покинуть близких, казалась невыносимой, но решение было принято. – Что надо делать?»
«Иди на мой голос. Думай обо мне. О том, что связано с Эдемом».
Шон говорил, и я ощущала, как удаляюсь от мамы, от Милы и от всего, что было так дорого мне в прошлой жизни.
«Запомни: когда ты очнешься в своем шатре, на тебя накинется твоя же иллюзия. Ты во что бы то ни стало должна вернуть над ней контроль. Это будет сложно, но осуществимо, если ты мгновенно мобилизуешь силы. Не думай ни о чем, просто действуй. Ты сможешь! Я помогу…»
Голос Шона исчез, и я медленно открыла глаза. Голова раскалывалась, тело гудело. Я по-прежнему лежала на боку в своем шатре. Но как же здесь было холодно.
Сквозь распахнутые занавески увидела зрителей на трибунах. Они отошли подальше и были напуганы: прижимали руки к губам, что-то кричали, держали щиты… Лицо Дориан кривилось то ли от боли, то ли от перенапряжения. Жуткие тени Ланы плыли по воздуху, сгущая вокруг нее мрак. Берд, трансформировавшись в волка, встал на четвереньки и, рыча, морща лоб от усилий, двигался ко мне, как в замедленной съемке. Так, будто воздух вокруг шатра уплотнился и превратился в преграду, которую было почти невозможно преодолеть. Ирена едва заметно улыбалась, а Механический человек что-то бормотал, и мне почему-то показалось, что время внутри моей фантазии изменило свой ход. Исказилось, замедлилось, давая шанс для маневра.
Шон неподвижно сидел на крыше Пантеона и потухшим безжизненным взглядом взирал на меня. Его тело и лицо окаменели, и мне захотелось закричать, чтобы убедиться, что с ним все в порядке. Но он говорил, чтобы я не смела ни на что отвлекаться, пока не верну контроль над фантазией. Поэтому, все еще лежа на боку, принялась шептать формулу материализации:
Внезапно я ощутила, что время ускорилось, вошло в привычный темп, и меня, как и предсказывал Шон, накрыла моя же фантазия. Она давила, сжимала грудную клетку, лишая кислорода, не давая дышать. Скручивала внутренности тугим узлом, туманила рассудок…
Я отрывисто скандировала стихи уже в полный голос, и после каждой строчки отчаянно хватала губами воздух, чтобы суметь произнести новую. Тело ныло, болело, мышцы напряглись… И я с силой упиралась ладонями в белоснежный мех, пытаясь подняться, выпрямиться. Мне казалось, что у меня на спине лежит двадцатикилограммовый груз, который никак не удавалось сбросить.
Безумно хотелось сдаться, расслабиться, хоть пару секунд отдохнуть. Чего позволить себе я никак не могла – мне было за что бороться и что терять.
Постепенно иллюзия уплотнялась, напитываясь силой слова, наливалась красками, а ее контуры приобретали четкость. Я говорила и говорила, боясь остановиться, чтобы ненароком не спровоцировать откат. Произнесла ту часть, в которой речь шла о запоминании, переработке и хранении текущей информации, добавила стих про ее воспроизведение. И все по кругу. Снова и снова, пока не вернется контроль.
Внезапно зажглись лампочки, детская карусель, что висела у меня над головой, закружилась, завертелась, словно кассетная пленка – и я перенеслась на крышу своей сферы. Ноги касались зеленой травы, под боком лежал синий бумбокс, на коленях книга… В душе расплескалось волнение, а губы мечтательно улыбнулись…
И все повторилось вновь.
Петля.
Когда я из нее вынырнула и настороженно посмотрела на трибуны, лица зрителей выражали богатую гамму чувств, от тревоги и испуга до изумления. Облегченно вздохнула. Победа.
– Дорогие коллеги! Шатер воспоминаний создан! – нарочито беззаботно обратилась я к обитателям Пантеона и лучезарно улыбнулась. – Кто хочет забраться в него и перенестись в день моей первой презентации?
Я обвела внимательным взглядом присутствующих в поисках человека, который бы подтвердил, что мой прототип работает. Но добровольцев не было. Посмотрела на Шона. Он уже очнулся, встал на ноги, но медлил пока вызываться. И я его понимала. Нужен был кто-то другой.
– Я хочу! – громко и четко сказал Даниэль, который, как оказалось, был ближе всех ко мне. – Кара, подвинься.
Благодарно улыбнулась приятелю и переместилась влево. Он забрался внутрь, устроился рядом и тихо спросил:
– Как ты?
– Нормально. Спасибо, что вызвался, – пробормотала чуть слышно, искоса на него посмотрев.
Тонкие губы были крепко стиснуты, выражение лица оставалось собранным, мрачным, а в серо-зеленых глазах искрилась тревога. А еще от Даниэля исходили волны мощной концентрированной энергии. Будто сила, что до этого в нем дремала, внезапно проснулась.
Я хотела спросить, что случилось, но медлить было больше нельзя. Поэтому подсоединила к нему второй комплект датчиков, запустила запись текущего момента. Одноминутную. Нажала «воспроизвести» – и мы успешно отмотали прошлое. Далее подключила его к «архиву» – и Даниэль, смежив веки, отправился путешествовать по лабиринту моих воспоминаний.
Все это время я настороженно косилась на приятеля, надеясь, что погружение пройдет хорошо, и то и дело нашептывала слова материализации, чтобы иллюзия не ослабевала. Но вот фрагмент закончился – и сознание Даниэля вернулось в настоящее.
Он открыл глаза, растерянно поморгал.
– Что скажете, господин Гросских? – обратился к нему господин Штольцберг. – Вам понравился прототип?
Зрители замерли, дожидаясь ответа. Даниэль наморщил лоб. Медленно перевел изумленный взгляд с моей карусели на Верховного архонта, а потом улыбнулся той самой счастливой улыбкой, которую я не видела очень давно, и рассмеялся.
