– Говорят, что те наши люди, что с королем на юг ушли, к весне обратно будут. Наши генералы обещают, что соберут пять тысяч людей к следующей весне. Да еще у соседей попросят три тысячи человек.

«Восемь тысяч! Рехнулись они, что ли? Неужели и вправду я так их разозлил?»

– Хоть что-нибудь хорошее скажете вы наконец? – зло спрашивал Волков.

– Что ж, скажу и хорошее, – отвечает Вальдсдорф. – Казна сейчас пуста, много денег на дороги после паводков весенних ушло, много на войну с вами. Консулы хотят – есть такие – на войну с вами отдельный налог ввести. Но другие в совете против, говорят, что земля разорена и денег надобных в этом году не соберут. Много вы денег в земле и так побрали. А еще и торговать не даете, значит, и займа нам под хороший процент не взять.

«Ну, хоть что-то хорошее…» Волков несколько мгновений думал.

– Значит, совет кантона станет решать, быть войне или не быть?

– Нет, – вдруг сказал Вальдсдорф, – советники слишком хитрозадые, они не захотят брать на себя ответственность. Честно говоря, те, кто выступают за войну, вроде и выступают, а вроде и боятся…

– Чего? Чего они боятся? – В душе Волкова забрезжил лучик надежды.

Советник поморщился.

– Ну, – проговорил не очень уверенно, – слишком многие считают, что, может, вы это… – Вальдсдорф не договорил, замолчал на самом важном месте.

– Что «это»? Ну, говорите же вы, болван! Что говорят ваши многие? – Волков едва сдерживался, чтобы не схватить его за толстые плечи и не начать его трясти.

– Ну, что вы там… это… Длань Господня. А вернее, что вам помогает сатана… вот. Вот они и боятся, что вы и наше новое большое войско побьете. Вот и боятся все, не знают, воевать или нет. Господа консулы не хотят брать на себя ответственность, вдруг вы опять победите… Вдруг вам и вправду дьявол друг.

– Мне, Рыцарю Божьему, – дьявол?.. – Кавалер даже засмеялся.

«Дьявол, может, мне мушкеты подсунул, да пушки дал, да всю жизнь на войнах меня держал, научил воевать? Если так, то да – дьявол».

– А как иначе. – Вальдсдорф не был расположен к шуткам и говорил абсолютно серьезно. – Вон и ваш злейший недруг, граф Мален, шесть дней назад скончался, все об этом говорят.

– Фон Мален скончался! – воскликнул Волков. – Неужели Господь услыхал мои молитвы и прибрал этого бесчестного человека? Вы не шутите, советник?

– Какие уж тут шутки, говорят, умер граф после того, как на охоте свалился с коня. Его отвезли домой, а он уже с кровати так и не встал. Помер.

«Добралась, значит, девочка моя до мерзавца этого».

– Ах, порадовали вы меня, как вы меня порадовали! – улыбнулся Волков, теперь уже не сдерживаясь и хватая толстяка за рыхлые плечи. – Теперь мне мир еще больше нужен, слышите, Вальдсдорф, говорите, кто теперь примет решение о мире?

– Я же вам уже сказал, – отвечал советник, осторожно пытаясь вырваться из железных пальцев рыцаря, – консулы, скорее всего, препоручат решение ландаману. Сами решать не захотят, они не дураки, ответственность велика. И гордость потешить хочется, всем показать, как ты бесстрашен и тверд, – это сидя в стенах-то совета, – но уж очень им страшно проиграть вам опять. Нет, они все на ландамана столкнут, пусть он ответственность несет.

– Значит, ландаман будет решать? А чем взять господина Райхерда? Человек он на вид очень крепкий духом.

– Так и есть, так и есть. Вельми крепок, и вся фамилия у них такая, – кивал Вальдсдорф. – Райхерды – первейший дом нашей земли. За ним большая сила.

– И значит, деньгами его не купить?

Вальдсдорф даже поморщился.

– Коли дело на принцип пойдет, он сам вас купит, со всеми вашими землями и людьми.

– Так чем же его взять тогда?

– Не знаю даже. – Толстяк, кажется, и вправду не знал.

– А что он любит? Может, каменья драгоценные?

– Камни красивые всем любы. Но думаю я, больше всего он о семье своей волнуется.

– О семье да о детях все волнуются, – отвечал Волков небрежно, сразу откидывая эту мысль. – Что ж мне, в полон его детей брать? Еще что ему не скучно?

– Говорю же, не знаю я, – отвечал Вальдсдорф, – дружбу с ним не водил. Говорю же, семья и фамилия для него на первом месте. Слышал я, что когда его вторая дочь овдовела этой весной, так он все дела бросил и уехал к ней в поместье на две недели.

– Вот как? А вы же с ним дружбу не водите – откуда знаете?

– Так о том вся земля говорила, приходилось ему нарочных слать, чтобы он бумаги подписывал.

– Дочь овдовела? – Тут Волков задумался. – А сколько ей лет, как звать, много ли детей, не хвора ли?

– Сколько лет? – Советник пожал плечами. – То не ведаю. Но не стара точно. Детей не знаю сколько. А как звать, так тем более не знаю.

– Так выясните все и про эту дочь, и про других его детей и пришлите мне весточку. – Волков повернулся и негромко позвал в темноту: – Максимилиан!

Из темноты вышел прапорщик и, как будто заранее знал, что нужно, протянул генералу тяжелый мешок. Волков взял мешок. Тысяча талеров – огромные деньги, а что делать, ему нужен был этот толстяк. Может, этот толстый и умный человек для кавалера сейчас важнее самого ценного для войска офицера.

– Вот. – Кавалер протянул мешок Вальдсдорфу.

– Один мешок? – разочарованно спросил тот.

«А он жаден. Впрочем, не будь он жаден, так не стал бы рисковать, дело-то для него может и плахой кончиться».

– Узнайте мне о семье Райхерда все что сможете, и если я подпишу с кантоном мир, то получите еще мешок.

Волков вернулся в лагерь скорее в хорошем расположении духа. И тому виною была добрая весть о кончине ненавистного графа. Да, на Агнес можно было положиться. Уж если за что бралась эта хрупкая дева, так все делала. Ему требовались подробности, о которых Вальдсдорф не знал, но это было не к спеху, до начала переговоров оставалось два дня, а у него не было при себе юристов. Крючкотворы, так презираемые им в молодости, теперь становились людьми необходимыми. Волков велел позвать к себе капитана Мильке. Тот явился удивленный и заспанный, зато пришел быстро.

– Капитан, думал, управлюсь сам, так передумал. Езжайте во Фринланд, в Лейдениц, привезите мне наипервейшего юриста… нет, лучше двух. От горцев приедут крючкотворы, и мне без таких же никак. А еще дайте весточку в Эшбахт через сержанта Жанзуана, пусть сюда ко мне явится отец