параллельных рейках; через них пропускалась основа, поочередно поднимавшаяся при нажиме на подножку и открывавшая зев для проброски челнока с утком. Челнок представлял нечто вроде отполированной тяжелой деревянной лодочки с вставленным в него веретеном с нитью утка. Тальки пряжи предварительно перематывались на большое мотовило из двух крестообразно расположенных рамок из реек, а затем аккуратно сматывались (сновались) на навой, пропускаясь через бердо и ремизки, на пришву.

Нажав на подножку так, что половина нитей основы поднималась ремизкой, открывая зев, ткачиха пробрасывала в него рукой челнок, нажимала другую подножку, чтобы поднялась вторая половина основы, вновь пробрасывала челнок, уже обратно, и прибивала уток бердом к предыдущим нитям. Читатель может иглой разобрать на нитки небольшой кусочек ткани, чтобы понять, сколько раз ткачиха должна была нажать подножки, пробросить челнок и нажать бердо, чтобы соткать хотя бы сантиметр ткани. Это будет очень поучительно. А ведь ткачество бывало и многоремизным, узорчатым, цветным.

Холст с кросна выходил серого, «сурового» цвета. Его требовалось еще и отбелить. Это отбеливание шло без применения каких-либо химических отбеливателей. Холсты многократно раскатывали то по росистой траве на лужайке, чтобы отбеливали их солнце и роса, то по снегу, чтобы мороз выбелил их и стали бы они, как белы снеги. Так что мороки тоже было немало.

В льноводческой Вологодской губернии в середине XIX века в г. Устюге в купеческих мастерских обработкой льна занималось до 3000 человек, почти исключительно крестьян-отходников. Работа велась с 6 декабря по 7 марта, т. е. в перерыве между сельскохозяйственными работами. Плата мужчине была 10–15 копеек в день, женщине – 10, мальчику – 5 копеек серебром. Таким образом, за месяц-полтора мужчина получал 3–4,5 рублей, женщина 3 рубля, мальчик 1,5 рубля. Расходов у них было 18 копеек в неделю за квартиру и 1,5 рубля в неделю на харчи, следовательно, чистый заработок был ничтожный. Более выгодна была обработка льна, включая ткачество, на дому, так что в вологодских Кокшиловской, Ростиславской и Липовской волостях прядением и ткачеством занимались даже мужчины. В Поволжье ткацкий промысел был распространен в Самарской губернии, особенно в Бугульминском уезде. Так, в 12 селениях Александровской волости в начале ХХ века все семьи поголовно ткали холсты, сукна, полотенца, кушаки и пр. Изготовляли они в год до 40 тысяч аршин холста, причем только в селе Большая Ефановка вырабатывали до 10 тысяч аршин холста, 3 тысячи аршин сукна и 1300 штук полотенец. В широких размерах ткачество существовало также в Микулинской и Дымской волостях; в первой женщины ткали холсты из льна и поскони, а в последней свыше 500 семейств приготовляли холсты, полотенца, сукна, половики, кушаки и юбки. В Казанской губернии ткачество было развито сравнительно слабо: в Мамадышском уезде (с. Кукмора) изготовляли пряжу, в Казанском ткали салфетки, в Чебоксарском – тесьму на обшивку рубах. В большом количестве обрабатывали лен и коноплю в Черноземной области. Ткачество салфеток, скатертей и полотенец было развито здесь в Грайворонском уезде Курской губернии.

Кроме льняного холста, яркой пестряди, узорных скатертей и салфеток и грубой поскони, ткали и домашнее сукно. Но с ткацкого стана ткачиха снимала не готовый товар, а только полуфабрикат – суровье. А потом суровье обрабатывалось на сукновальнях, обычно находившихся при мельницах. Но об этом – в другой главе.

И холстина, и сукно шли в дело «сурового» света, отбеленными либо окрашенными. Ремесло красиля было весьма распространенным. Ткани окрашивались или целиком, растительными (с начала ХХ века ализариновыми) красителями в глиняных кубах и корчагах, либо же на них наносился орнамент. В последнем случае иной раз в окраску шли и фабричные хлопчатобумажные ситцы и коленкор. Нанесение красочного орнамента на ткани – древнее ремесло, идущее не с XVI ли века. Различались набойка и выбойка. В набойке на белый фон наносился цветной орнамент, а у выбойки орнамент был белый, а фон – цветной. В том и другом случае красиль использовал «манеры», квадратные доски разного размера (от 30–46 сантиметров до 12–20 сантиметров) из плотной древесины: ореховые, кленовые, яблоневые. На доске вырезался высокий повторявшийся орнамент («раппорт»). Оставалось, ровно расстелив ткань на покрытом сукном столе и нанеся краску (она наливалась в ящик с дном из войлока) на орнамент, плотно прибить деревянной киянкой манеру к ткани. Иногда наоборот, ткань накладывали на манеру и прокатывали вальком. Поскольку манера все же была невелика, эту операцию повторяли вновь и вновь. При многоцветном («полихромном») орнаменте использовались несколько манер, каждая со своей частью орнамента и со своей краской. Органические и минеральные красители, нерастворимые в воде, растирали с каким-либо клейким веществом.

Резьба по твердому дереву все же трудоемка, да и подобрать доску нужного размера не просто. Так что иногда орнамент на манере выполняли из плоских гвоздиков с загнутыми концами.

В выбойке манера покрывалась горячим воском, который затем и переносился на ткань, пропитывая ее. А потом ткань погружали в краситель, непокрытая воском материя окрашивалась, а после удаления воска в горячей воде орнамент оставался белым.

Уже с середины XVIII века в Подмосковье работали заведения, «печатавшие» платки. А среди них наиболее прославленными стали мастерские села Павлово, где издавна процветал ткацкий промысел. С 1844 г. село Павлово было перечислено в заштатный город, а прилегающие к нему деревни стали посадскими слободами. Так промысел получил название Павловопосадского, знаменитого своими набивными платками и посейчас. К широкому выпуску платков – атласных, штофных, шерстяных и полушерстяных, шелковых, с тканым орнаментом, сетками и бахромой, павловопосадские заведения перешли в 1863 г. Среди них выделилась выпускавшая шерстяные набивные платки мануфактура Лабзиных и Грязнова. Здесь к концу столетия трудилось до двух тысяч человек. На фабрику по окрестным деревням работало множество крестьян, из которых у некоторых были свои мастерские с 7–12 ткацкими станками. Но, несмотря на постепенную механизацию, платки продолжали набивать вручную, иногда используя до 400 досок с медными или латунными вставками для мелкого орнамента.

Кружевоплетение и прочие работы с волокнистым сырьем

Одним из самых распространенных промыслов по обработке волокнистых материалов было всем известное понаслышке или по изделиям кружевоплетение. Дело это очень нехитрое: в большой бубен, мягкий валик, утвержденный на легких козлах, с наколотым на него бумажным рисунком будущего кружева, вкалывались в точках переплетения ниток булавки и на них развешивались коклюшки, палочки с шишечками на концах и намотанными нитками. Перебирай себе коклюшки, перевивая нитки, и все – дело нехитрое. Садились за бубен с 7 лет. Плели кружева и крючком, без рисунка, руководствуясь традицией и фантазиями. В начале ХХ века по стране считали кружевниц до 100 тысяч душ, а их заработок определялся в 3,5 миллионов руб., оборот же кружевного товара в 1912 году достигал 4727 845 рублей; однако считалось, что эта официальная цифра много ниже действительного оборота. А в 80‑х годах XIX века число кружевниц определялось в 32,5 тысяч человек с выработкой на 1,5 миллиона и годовым оборотом в два с лишним миллиона рублей, так что промысел быстро развивался. Разница между выработкой и торговым оборотом связана с