Васильевич лично составил бумагу, в которой заверял местных огородников, что император всероссийский заплатит им за гостеприимство. Швейцарцы знали, что среди русских находится сын царя, и не сомневались, что их не обманут.

В Паниксе смертельно утомлённый Суворов продиктовал резкое письмо эрцгерцогу Карлу, в котором лаконично, но с подробностями рассказал ему о своих последних сражениях. Позже эрцгерцог издаст книгу «История кампании 1799 г. в Германии и Швейцарии», в которой охарактеризует военное искусство Суворова как «стоящее на стадии детства». О русской армии он напишет высокомерно: «Их достоинство основывалось главным образом на чувстве их физической силы, играющей решающую роль в единичных битвах и в рукопашных боях». Сколько раз французы разбивали австрийцев без Суворова, без русских? А побеждать французов без русских цесарцам не удавалось. Поэтому спорить с эрцгерцогом нет смысла.

О нраве Суворова и о трудностях последних дней Швейцарского похода рассказывал в своих не вполне достоверных, но всё-таки ценных воспоминаниях Егор Фукс, секретарь и один из спутников Суворова в походах: «По выходе из Альпийских ущелий, приближался к городу Куру, увидели мы двух быков. Вдруг все бросились, вмиг распластали и раскрошили их, развели огонь; и каждый, начиная с фельдмаршала, жарил сам кусок своей говядины на палочке или на шпаге. Еще и теперь не могу забыть, как вкусен был тот кусок. В то самое время бросается к ногам Суворова старик с старухою в слезах и жалуется на солдат, похитивших у них скот. „Нет! – сказал он, обняв его. – Мы не разбойники, а голодные; возьми сто червонных, возьми более, сколько хочешь; но не порицай в грабительстве добрых защитников твоей родины. Ты, верно, эти две недели был сыт с твоим семейством, а мы не знали хлеба и умираем с голоду. Бог будет нас судить всех: Его беспредельное милосердие помилует нас; но твоего жестокосердия к ближним не оставит без наказания. Помни, старик, мы все братья. Швейцарцы – добрые христиане“. Слова сии, произнесенные с жаром чувств, поколебали крестьянина: он отказался от денег, а начал только просить о карауле к своему дому, который тотчас ему и дан».

Для жителей тихой Швейцарии появление загадочных гостей из России оказалось событием, которое запомнилось не на годы, а на десятилетия и века. До сих пор в окрестностях Паникса к столу подают Russers – кубики картошки, поджаренные с луком, сыром и жиром. Русский ужин, напоминающий о воинах Суворова, которые выкопали в местных угодьях весь картофель. Между прочим, в те времена русское крестьянство относилось к картошке с предубеждением. О «земляных яблоках» ходила дурная слава, подкреплённая суевериями. Однако бывалые солдаты уже раскусили картошку и после мучительных и голодных переходов уплетали её с наслаждением. В Паниксе мы и оставим нашу армию на краткий отдых после нечеловеческих испытаний.

Суворов заночевал в Паниксе, по привычке пробудился с петухами и ранним утром снова направился в путь. Подальше от альпийских хребтов. Вечером 26 сентября русские войска достигли Иланца. Шли расслабленно, даже на марше отдыхали от сражений, от мучительных горных троп. Уверенно держался в седле и Александр Васильевич, скрывавший от соратников свои недомогания.

В Иланц Суворов привёл более 15 тысяч усталых богатырей. Там он наконец-то встретил австрийский корпус генерала Линкена, с которым ещё надеялся повоевать против французов.

За две недели Альпийского похода безвозвратные потери русской армии составили более 1600 человек. Следующий пункт назначения – город Кур. Там армия отдыхала более суток, пользуясь швейцарским гостеприимством. Простившись с угодьями Кура, суворовцы направились по долине Рейна, через территории Лихтенштейна, в австрийский городок Фельдкирх. Там войска расположились походным лагерем. Они были готовы к новым боям. А Суворов послал в Петербург подробную реляцию о Швейцарском походе.

Противник не дремал. Ещё 1 октября Массена приказывает Сульту, не теряя времени, идти на Кур: «Надо выгнать оттуда Суворова, пока он не реорганизовал своей армии». Французы не зря побаивались старого фельдмаршала: Суворову на удивление быстро удалось привести армию в порядок. Чудо-богатыри отогрелись, выспались, попировали. Заживали ссадины. Оживали обмороженные ноги, приходили в себя легкораненые и захворавшие. Осень в равнинной Швейцарии теплее, чем в наших краях, а после альпийских хождений по мукам исчезли тревоги. Солдаты по-прежнему безоглядно верили своему командующему. К тому же они знали, что вот-вот Суворов получит подкрепление – и русское, и австрийское. Как в Италии. Значит, труба зовёт в поход – и дело мастера боится! Но приказ не поступал, да и французам не удалось организовать нападение на русский лагерь.

Через несколько дней главная квартира фельдмаршала переместилась в Линдау. Там 9 октября с чудо-богатырями Суворова соединились остатки армий Римского-Корсакова и принца Конде.

Много лет ходили легенды о взбучке, которую устроил Суворов разбитому генералу. И только в 1870-е годы был напечатан рассказ Леонтия Фёдоровича Трефурта, записанный К. А. Висковатым. Трефурт в 1799-м служил секретарём при Суворове. По его рассказу, в приёмной комнате перед встречей с Римским-Корсаковым Суворов устроил целый спектакль, приговаривая: «Помилуй Бог! Александра Михайловича надобно принять чинно: он сам учтивец, он придворный человек, он камергер; он делает на караул даже неприятелям и в сражении». Продолжим цитату по записи Висковатого: «Вошел Корсаков с рапортом в руке, бледный и, по-видимому, сконфуженный. Ему неприятен был прием при всех; он желал и надеялся быть принятым один, в кабинете. Суворов приветствовал Корсакова легким поклоном и, принимая от него рапорт, стоял минуты две, зажмурив глаза. Вдруг он будто пробудился от сна и сказал громко: „Александр Михайлович! Что мы?.. Треббия, Тидона, Нови… сёстры… а Цюрих?“ „…“ Повторив это еще раз, он спросил случившийся в комнате офицерский эспантон и, делая им приемы, сказал Корсакову: „Александр Михайлович! Как вы отдали честь Массене? Так, эдак, вот эдак?.. Да вы отдали ему честь не по-русски, помилуй Бог, не по-русски!“»

После этой педагогической экзекуции Суворов позвал Корсакова в уединённую комнату, и, как пишет Висковатый, после тихой часовой беседы «Корсаков вышел как убитый, на нём лица не было». Если представить себе ещё раз подробности суворовского похода, яснее станет психологическая мотивация серьёзных претензий к Корсакову, «проспавшему» Цюрих. Проигранное сражение сломало ход кампании, стало в своём роде решающим: после него для Суворова война превратилась из наступательной в оборонительную. Болезненный и унизительный удар – его трудно было простить. И всё-таки отметим, что чуть позже Суворов будет оправдывать Корсакова перед императором, утверждая, что наш генерал действовал при Цюрихе вполне основательно.

Приняв в командование пополнение, Суворов разделил всю свою 35-тысячную армию на два корпуса, командование над которыми возложил на испытанных генералов Дерфельдена и Розенберга. 19 октября вместе с Дерфельденом Суворов покинул Линдау. Был ли он разочарован и растерян? Судя