был весьма медлителен и затрудняем сими опасностями; ибо передний наш товарищ, несущий сей магический фонарь, должен был почти на каждом шагу останавливаться и давать время сходить прочим. Наконец, преодолев все сии трудности, спустились мы довольно низко от вершины и почувствовали, что ветер не столько уже был проницателен, и при том нашли здесь, на небольшой площадке, часть неутомимаго нашего воинства, сошедшаго сюда заблаговременно и занимающагося зрением на маленький курящийся обломок дерева; и действительно одним только зрением потому, что теплота от него происходящая, недостаточна была обогреть всех окружающих. Мы присоединились тут же, достали из кармана сухарей, сколько хотелось, и погрызли и пробыли тут до рассвета».

За 12 часов солдаты авангарда Багратиона преодолели путь, полный невзгод, и подошли к деревне Мутен (Муттенталь). Первое, что там обнаружили разведчики, – французский пикет. Сравнительно небольшой – 150–170 бойцов. Не дав своим войскам и часу отдыха, Багратион организовал штурм Мутена, о котором в реляции Суворова рассказано так:

«С частию своих егерей полка имени его спустился с горы прямо в средину и, приближась к неприятелю так, что он за лесами и скалами того не мог приметить, приказал стремительно со всех сторон на него ударить, приведя тем неприятеля в замешательство, который бросился было бежать, но, не обретая нигде спасения, принужден был отдаться в руки победителям со всем своим оружием. При оном взято в плен 87 человек с офицером, поколото до 50 и ранено 7 человек».

С трофеями в Мутене дело обстояло бедновато. Там не удалось поживиться хлебом. Чтобы после сражения егеря Багратиона могли восстановить силы, великий князь Константин Павлович купил у местного жителя за 40 червонцев две грядки картофеля.

Два дня тянулись войска от Альтдорфа до Мутена, и ещё два дня шли к месту назначения вьюки. Багратион уже докладывал Суворову, что французы затаились неподалёку, что они собирают силы для нового сражения. Генерал Массена считал, что в Мутенской долине Суворов угодит в западню.

Деревушку Мутен в современной литературе чаще называют коммуной Муотаталь, а речку Мутен – Муотой. Но мы будем говорить так, как по традиции объяснялись современники Суворова.

Фельдмаршал спешил на выручку к Римскому-Корсакову, чтобы, объединившись со свежими армиями союзников, снова громить французов.

Армия Суворова медленно шла через узкий и заснеженный перевал Кинциг-Кульм по направлению к Мутенской долине. Шагали медленно и осторожно, за час преодолевали не более полутора километров. На скользкой дороге погибали и люди, и мулы. Выбившись из сил, небольшими группами солдаты останавливались на короткий отдых. Тем, кто сохранил муку, которую раздавали в Альтдорфе, удавалось испечь на огне лепёшки и подкрепить силы. Однако припасов критически не хватало. Впроголодь существовали даже генералы, блистательные аристократы… Сохранилась история о том, как Милорадович хотел выменять у солдата лепёшку за небольшую головку сыра. Правда, солдат от сыра отказался. Зато потом старые гренадеры передали Милорадовичу пару сухарей и кубик бульона – трофеи, добытые у французов. Грязев вспоминал о швейцарских переходах: «Мы копали в долинах какие-то коренья и ели, да для лакомства давали нам молодого белого или зеленого швейцарского сыру по фунту в сутки на человека, который нашим русским совсем был не по вкусу, и многие из гренадер его не ели; со всем тем, во все время нашего пребывания в Швейцарии, сыр составлял единственную пищу; мяса было так бедно, что необходимость заставляла употреблять в пищу такие части, на которые бы в другое время и смотреть было отвратительно; даже и самая кожа рогатой скотины не была изъята из сего употребления; ее нарезывали небольшими кусками, опаливали на огне шерсть, обернувши на шомпол, и таким образом обжаривая воображением, ели полусырую». И в таком состоянии армия сохраняла боеспособность!

Последним шёл арьергард – корпус генерала Розенберга. Замыкали шествие войска генерала Милорадовича. Именно им довелось несколько раз на протяжении марша через Кинциг-Кульм вступать в бой с французами. Правда, атаковать русский арьергард французы решались только неподалёку от Альтдорфа. После штыковых схваток дважды войскам Лекурба пришлось отступать с большими потерями. На третью попытку они не решились.

18 сентября, расположившись в Мутене, Суворов послал казаков-разведчиков в окрестности Гларуса, чтобы получить сведения об армии Римского-Корсакова и Готце. Сведения поступали разноречивые, но одно грустнее другого. Наконец, Суворов получил от генерала Линкена достаточно подробное донесение о битве при Цюрихе, о жестоком положении армий Римского-Корсакова и Готце, об их отступлении. Это было, без преувеличений, трагическое известие.

Трудно было рассчитывать и на помощь австрийских отрядов генералов – того же Линкена и Елачича. Планировалось, что они присоединятся к армии Суворова в районе Швица. В итоге Линкен достиг деревни Гларис, там получил известия о поражении союзников при Цюрихе и посчитал за благо отступить. Этот трусливый манёвр в русской армии считали предательством.

Это был второй критический момент похода – после Альтдорфа. Снова пришлось менять задачу похода.

Суворов понимал, что, разбив Римского-Корсакова, французский командующий активизируется. Инициатива на его стороне. Французы стягивали войска к Швицу. В Альтдорфе Лекурб тоже получил подкрепление. В Клёнтале, на берегах озера, стояла ещё одна французская дивизия – генерала Молитора. Массена был уверен, что русские попали в ловушку, из которой нет выхода, и энергично укреплял свои позиции. В своём кругу французский генерал открыто говорил, что вот-вот пленит Суворова. Эта громкая победа могла бы выдвинуть его – чем чёрт не шутит? – в диктаторы.

А в суворовском штабе отныне речь шла не о победе над Массеной в генеральном сражении, а о спасении армии. При этом Александр Васильевич верил, что ему удастся соединиться с войсками Римского-Корсакова, привести их в порядок и ещё потеснить французов в Швейцарии. В тот же день без промедлений в прохладном зале францисканского монастыря Святого Иосифа Суворов собрал военный совет. Он излил перед собравшимися своё накопившееся недовольство австрийскими союзниками. Неслучайно на этот раз Суворов даже не позвал на совет австрийца Ауфенберга, хотя относился к нему доброжелательно… Граф Рымникский считал, что роковой для судеб кампании оказалась пятидневная задержка в Таверно, случившаяся, как известно, по вине цесарцев. Старый фельдмаршал был как никогда эмоционален:

«Корсаков разбит и прогнан за Рейн. Готце пропал без вести, и корпус его рассеян! Элачич и Линкен ушли! Весь план наш – расстроен! Со времен Прутского похода Петра Великого русские войска не бывали в подобном безвыходном положении… Теперь мы среди гор окружены неприятелем, превосходным в силах. Что предпринять нам? Идти назад – постыдно: никогда еще не отступал я. Идти вперед к Швицу – невозможно: у Массена свыше 60 000; у нас нет и двадцати. К тому же мы без провианта, без патронов, без артиллерии… Помощи нам ждать не от