— Полагаю, нам лучше вернуться за стол. Крепкий чай или кофе должны немного привести тебя в чувство, — заботливо проговорила девушка. — А галерею посмотрим в другой раз.

— Ничего не имею против.

Павел кивнул и жестом пригласил нас к выходу.

— Право слово, Алексей Иоаннович, мне ужасно неловко… Но я бы не хотел беспокоить мою матушку. Давайте сделаем вид, что со мной ничего не происходило.

Видимо, Кати как раз на это и рассчитывала. Предполагала, что Павел не станет поднимать тревогу из-за легкой дурноты. Что ж, свою семью она знала лучше. Лишь бы все это не обернулось боком моей.

— Мы договорились? — негромко спросила Кати, пока наследник вел нас по очередной гостиной.

Я кивнул.

— Разумеется, ваше высочество.

— О чем, ваша светлость? — обернулся Павел.

— О том, что посмотрим галерею в другой раз, — улыбнулся я. — Правда, сперва мы будем ждать вас к себе на чай на Большой Дворянской. Конечно, столь роскошных полотен у нас нет, но, уверен, вас тоже смогут заинтересовать некоторые вещицы из нашей семейной коллекции.

— А… Конечно! Не сомневаюсь! Еще до меня дошли слухи, что ваш отец любит какой-то особенный чай. Вроде бы с можжевельником и мятой. Мне не терпится попробовать…

Слава небесам, вырулили.

Хотелось отчитать Кати за беспечность, но девушка и так поняла свою ошибку. Слишком она скверный тайный игрок. Воспитана иначе. Никогда не сбегала, всегда жила по расписанию. Ее с пеленок учили быть хорошей для всех, угождать и беспрекословно исполнять чужую волю. Поздновато она, конечно, решила поднять бунт. Видимо, до нее совсем недавно окончательно дошло, что она может окончательно погубить свою жизнь. Вот и начала действовать так неумело.

Павел распахнул перед нами двери голубой гостиной, где дамы, казалось, нисколько не скучали.

— А вот эти роскошные гортензии растут в нашем имении под Петергофом, — объясняла княгиня крови, показывая на вашу с пышными цветами в вазе. — Сорт «Бонапарт». Я привезла его из родительского дома, но он неплохо прижился и в местных широтах…

Понятно, одна из беспроигрышных тем для нейтральной светской беседы. Виктория явно чувствовала себя комфортно в этой обстановке, но обрадовалась, когда в дверях возникла наша компания.

— Как вам галерея, ваша светлость?

— Признаюсь, поражен, — улыбнулся я. — Не могу назвать себя знатоком немецкой живописи, но после визита мне захотелось детальнее изучить эту область. Выяснилось, что многое прошло мимо моего внимания. Особенно Блох. Его пейзажи великолепны.

Матушка внимательно выслушала мой ответ и едва заметно кивнула — не сел в лужу. Княгиня Елена Павловна тем временем велела подать еще один, заключительный, круг напитков и десертов.

Чаепитие быстро подошло к концу, и распрощались мы на уже более дружелюбной ноте.

— Я непременно пришлю вам клубни своих пионов, — обещала матушка Елене Павловне. — Их мне прислали в подарок из Версальских садов.

— О, это такая любезность…

— И, разумеется, мы будем рады видеть вас у нас в гостях. Скоро как раз пойдут яблоки, нам их привозят из поместья. С ними получается изумительная выпечка.

Ага, и домашний яблочный самогон, но это уже к дяде Мише. Он у нас подпольный поставщик шнапса, и шнапс этот слишком хорош, чтобы предлагать его всем подряд. Шнапс еще надо заслужить.

Когда мы покинули Ново-Павловский дворец, на часах было начало второго. Я еще мог успеть вернуться домой вместе с матушкой.

— Как, по-твоему, прошло? — спросил я, когда мы уселись в автомобиль. Почву следовало готовить заранее, и я должен был убедиться, что светлейшая княгиня осталась мной довольна, прежде чем просить о поблажке выехать в город.

— Не так уж и дурно, — ответила матушка и прикоснулась к виску. — Что-то голова сегодня разболелась. Наверняка на погоду… Что до тебя, то не знаю, чего вы так застряли в галерее, но хозяева явно остались тобой довольны. А старшая девица и вовсе, как мне кажется, испытывает к тебе живой интерес. Мне еще на именинах цесаревича показалось, но сегодня я в этом убедилась.

Эх, знали бы вы, ваша светлость, что стоит за этим интересом!

— Екатерина Дмитриевна показалась мне достойной девушкой, — уклончиво ответил я.

Матушка хитро улыбнулась.

— Неужели настал тот день, когда мой сын начал обращать внимание на знатных девиц? Видимо, эта Кати Романова и правда барышня выдающаяся, раз ты вообще о ней заговорил.

— То, что я не стремлюсь лишний раз оказываться на смотринах, не означает, что я слеп, матушка.

Она не ответила — лишь устало улыбнулась своим мыслям.

Автомобиль быстро домчал нас до особняка. Охранники помогли матушке выбраться, и она с удивлением взглянула на меня, когда я не отправился в дом вслед за ней.

— Если ты куда-то собрался, будет уместно спросить у меня разрешения, Алексей.

— Как раз спрашиваю. Хочу купить гостинцев для Татьяны в центре. Заскочу в несколько лавок.

— Почему нельзя заказать на дом?

— Потому что я от скуки скоро на стенку полезу, мам!

Светлейшая княгиня явно не была в настроении спорить.

— Хорошо, но поедешь с сопровождением. Один из охранников отправится с тобой.

— Ну куда же без них…

— И не смей отключать телефон! Оба!

В тайном номере уже не было никакого смысла, ибо он давно перестал быть тайным. Но я все равно продолжал носить с собой два телефона. На всякий случай.

— Как пожелаете, ваша светлость, — поклонился я.

— Обед в четыре, и я хочу съесть его горячим.

— Вас понял!

Я плюхнулся обратно в автомобиль Лаврентия, а охранник уселся на переднее пассажирское сидение.

— Куда направляемся, Алексей Иоаннович?

Я незаметно просунул свернутую в трубочку в щелочку между его сидением и водительской дверью. У нас с водителем иногда бывали свои маленькие делишки, и он привык, что я его не подставлял. Небольшие суммы — скорее мой дружеский жест, а не взятка. Так сказать, на кофе да кроссворды. Лаврентий и так прикрыл бы меня перед матушкой.

— Я кое-что забыл на предыдущем адресе. Придется нам сперва заехать туда.

— Как пожелаете, ваша светлость!

Водитель завел мотор и шустро выехал в поток автомобилей, что стекались к Троицкому мосту. Через пятнадцать минут мы уже ехали по Английской набережной.

— Сверните на Галерную, — попросил я. — Нет смысла ломиться с парадного входа.

Лаврентий не задавал вопросов,