работе, и он сказал, что изучил тонну информатики на старших курсах и ему это очень понравится. Что по большей части чушь собачья. Он прошел что-то вроде вводного курса. Может быть, два. Но тогда я этого не знал. Работа оплачивалась намного лучше, чем репетиторство, так что, я думаю, он просто сказал то, что я хотел услышать. Я договорился с ним о собеседовании, и да, он был спокоен, говорил правильную чушь, так что мистер Сирко сказал: «Конечно, о'кей, неважно». И в основном Дейв справлялся отлично, потому что программистам на самом деле не нужен какой-то особый надзор. Ты просто говоришь им, что нужно делать, и угрожаешь отобрать у них энергетики, если они не сделают все чертовски быстро. И Дэйв, отдаю должное, знал, как обращаться к аутсорсингу. Нашел умных программистов, и они говорили ему, что нужно исправить, кто должен это делать и как. Так что на работе он в основном просто валял дурака, занимаясь чтением или чем-то еще, но обновления устанавливались, баги устранялись. Все классно, да? То было весной. Но затем, осенью, босс, или его бухгалтер, или кто-то очень чертовски высокопоставленный проверил цифры на сайте за месяц, и, по словам мистера Сирко, они не сошлись. Типа, у казино всегда есть некоторое преимущество. Оно разное в зависимости от игры, не колоссальное, но, когда играет достаточное количество людей, это гарантирует прибыль. И в LBAL заведение все еще выигрывало, все еще зарабатывало деньги, но не так много, как предсказывал алгоритм. Особенно в рулетке. Некоторые люди выигрывали чаще, чем следовало бы. И когда бухгалтер стал разбираться, он обнаружил, что люди выигрывают по чертовски высоким ставкам. И, да, – Радж продолжает, его пальцы щелкают замком на двери вверх-вниз, – очевидно, что это проблема, но я не особо разбираюсь в технической стороне вещей или даже в денежной части, и, вероятно, это просто какая-то ошибка. И типа, я планировал поездку во Флориду, и типа что? Я брошу своих парней только потому, что какой-то программист-инцел, поставил единицу, когда должен был поставить ноль? Черт возьми, нет! Потому что эта ошибка была там месяцами, значит, одна лишняя неделя не создаст катастрофу. Но за день до моего отлета мистер Сирко заходит в офис и говорит, что, по его мнению, Дейв написал какую-то сумасшедшую программу по хищению средств. И я не хочу говорить мистеру Сирко, что Дейв едва ли знает, где находится кнопка включения, поэтому я просто говорю, что он лояльный сотрудник и что нам нужно поискать другую причину. Что это просто какая-то лажа дальше по цепочке. И это, черт возьми, все. Но во вторник, когда я вернулся из отпуска – и, о боже, South Beach, сумасшедший город, верно? – его нет в квартире, и это нормально. Например, может быть, он остановился у Ирины. Дочери босса. Ты видела ее сегодня. Приятная девушка. К тому же умная. На самом деле она была первым программистом сайта. У них с Дейвом кое-что намечалось. Типа, собирались пожениться. Так что я просто предположил, что Дейв с ней. Но, может быть, я вообще никогда по-настоящему не знал Дэйва, потому что на следующий день на работе…

В этот момент машина подъезжает к дому Раджа, и он замолкает. Что случилось со старыми добрыми временами, до появления приложений, когда водитель отвозил вас из мидтауна в Ист-Виллидж через Стейтен-Айленд и давал приятному мужчине на заднем сиденье время закончить свой монолог? Радж живет в здании рядом с моим, хотя и бесконечно более престижном, новостройке на площади Святого Марка с вестибюлем, отделанным сверкающей черной плиткой, и огромными подвесными светильниками, каждый из которых, вероятно, стоит больше, чем я получаю в год. Определенно больше, чем получает Нора. Он провожает меня в лифт, а затем лапает меня, как необычайно неуклюжий кот. Я думаю о Дестайне, как он прижимал меня к стене, держал мои запястья. И на мгновение я думаю о Чарли, о том, как он мог бы обнять меня за талию и прижать мою голову к своему плечу. Но вот я здесь, жертва чавканья Раджа. Это быстрый лифт, зеркальный, и я вижу, как четкие силуэты наших тел бесконечно повторяются. Одиннадцатый этаж еще не скоро.

Наконец-то он. Квартира Раджа чуть левее. Он открывает дверь своим ключом, и я чувствую укол дежавю. Другой мужчина, другая ночь, другая квартира. Хотя эта квартира лучше, чем большинство. В гостиной темно-серый диван и изящный стеклянный журнальный столик. На стене висит цветная гравюра в рамке, выполненная в насыщенных прибрежных синих тонах. Я ожидала иную атмосферу – пивные шлемы, календарь купальников высшего класса. Однако место почти шикарное. И все же что-то в этой ситуации – в этой комнате, в моем присутствии в ней – звучит предостерегающе. Но я просто настолько пьяна, что, снимая туфли на высоких каблуках и ступая на ковер с глубоким ворсом, не могу точно определить, что именно.

Кроме того, я должна быть Норой. После сегодняшнего вечера я никогда больше не буду ею. Но в те минуты, которые ей остаются, Нора ничего не понимает. Она слишком занята тем, что дружелюбна, мила и немного туповата. Поэтому я хихикаю в манере, которая, я надеюсь, является кокетливой, снимаю с плеча сумочку и швыряю пальто в направлении кресла.

Устраиваясь на диване, словно подвыпившая одалиска, я снова ловлю свое отражение, на этот раз в кофейном столике – блеск для губ, размазавшийся от поцелуев, завиток светлых волос. И, наконец, мой мозг, затуманенный трипл-секом, делает запоздалый вывод. Что мои волосы, те самые волосы, которые Борис Сирко чуть не растерзал, станут проблемой. Как только Радж проведет по ним пальцами, они, скорее всего, окажутся у него в руке. Так что мне лучше узнать как можно больше и как можно скорее, а затем надеяться, что лифт едет вниз быстрее, чем наверх.

– Какая спальня твоя? – уточняю я.

Он указывает в конец короткого коридора на дверь справа.

– Подожди меня там, – говорю я. – Мне нужно пописать.

Я ковыляю в ванную, подчеркивая своей походкой опьянение. Пустив струйку воды в раковину, которая должна имитировать звук мочеиспускания, я жду несколько секунд после того, как слышу, как открывается дверь в комнату Раджа. Затем я выскальзываю из ванной и на цыпочках подкрадываюсь ко второй спальне, которая, должно быть, принадлежала Дэвиду Адлеру. Тут темно, однако я не решаюсь щелкнуть выключателем, но фонари с улицы едва освещают разобранную кровать и комод, ящики выдвинуты, содержимое, вероятно, свалено в большую картонную коробку,