Глава 22. Новые друзья и новые дружинники

В вагоне метро летним днем людей немного. В основном гости культурного Ленинграда. Выглядят невзрачно и одинаково. Вы с Дэном на их фоне в своих зауженных комбезах, рюкзачинах, очечках и значочках – вполне себе диковинные птицы. И птицы эти забились, как всегда, в конец вагона и ведут оживленную беседу. Дэн все никак не может успокоиться, бедолага. Новость об отъезде твоих предков напрочь снесла его соломенную крышу. Он машет перед твоим закаканным веснушками носом длинными пакшами в самодельных перчатках-митенках.

– А-а-а! Четыре дня! Четыре дня, Энди! Офигеть! Так мы же у тебя все и запишем, чувачелло! Золотые у тебя родаки. Золотые!

Какие-то девчонки-старшеклассницы, с челками, как у пони в зоопарке, сидят поодаль и весело хихикают, обсуждая ваши наряды. Особенно их веселят дерматиновые перчатки Дэна с отрезанными пальцами. Дурочки! Ничего не понимают в нововолновом стиле.

– Я вообще-то им обещал, что никаких тус не будет. – Ты уже забыл, в который раз сегодня повторяешь эту фразу своему туповатому дружку.

– А альбом ты им обещал не записывать? – Дэн снисходительно глядит на тебя сквозь коричневую пластмассу своих крутых очков.

– Нет, не обещал.

– Ну вот видишь! Нормал! Все по чесноку. О, следующая «Климат». Выходим.

На «Климате», то есть на выходе к каналу Грибоедова из метро «Гостиный двор», обычная суета. Люди входят и выходят, продвигаются вперед. Галдят на круглой станции иностранные туристы. Чернокожие, а язык какой-то странный. На испанский похож, но много шипящих. Испанско-польский. Это ж португальский – доходит до тебя. Бразильские коммунисты, наверное. Ты любишь «Климат». Он в двух шагах от «Дома книги», твоего храма, где всегда тепло, а паркет скрипит и пахнет буквами любимых книг. А напротив раскинула объятия Казань – хипповская вотчина и твоя любимая церковь. Там, правда, сейчас музей атеизма. Но это не важно. Справа от Казани Собачий садик, где тебя выгуливали в колготочном детстве. А если чуть пройти по каналу, попадешь в Михайловский сад с самой красивой сказочной решеткой в мире. Рядом с ним разноцветные купола-торты Спаса-на крови. Это центр центра. Сердце дяди Питера. И ты здесь всегда, как дома. А «Климат» – врата в этот чудесный мир.

Уже на Невском, но еще под сводами метро стоят, словно поджидая вас, две живописные личности. Еще более живописные, чем вы. Да, да, чувак. Ты в центрах, а не в своем диком Купчино. Здесь, в Лукоморье, такое случается. Маленький пучеглазый чертик с месяцами немытыми, местами прокрашенными, местами выстриженными волосами и длиннющей крашеной челкой ни секунду не стоит на месте. Несмотря на жару на нем сразу две рваные футболки, шарф, клетчатые шорты, рваные белые кеды. Малыш подпрыгивает, размахивая нервными руками, что-то ожесточенно рассказывает второму чуваку – прилизанному красавцу со злым лицом, зачесанной на затылок челкой, в стильном дедушкином костюме и остроносых лаковых ботинках.

– Смотри! – больно пихает тебя в бок Дэн. – Это же Феликс Обалделый из «Народного Ополчения»! Помнишь, слушали у Ленки. Точно он, зуб даю. Я его только на фотках видел. Ну, нам везет сегодня!

И Дэн прет прямо на скачущего коротышку, нагло протягивая ему свою скрюченную ладонь.

– Хэллово, зверюга! А мы тут с Энди к Крокодилу как раз идем. А я смотрю, тут Феликс тусует. Вот же круть неимоверная. Мы же практически твои верные фанаты. Пошли с нами к Кроку.

Феликс пару секунд внимательно изучает Дэна и тебя своими безумными красными глазами, которые при этом бешено вращаются во все стороны одновременно (и даже вокруг своей оси). Потом этот взбесившийся хамелеон все-таки протягивает Дэну согнутую ладонь и рычит смешно, как Кузя.

– О, так это же наши злобные силы! Дарово, дарово, мальчиши! Смотри, Мотя, какие потешные битнички. Деревенские, кондовые. А значочки правильные. «Плютики не потерпят!» Сами придумали? Молодцы! Выпить есть?

Ты виновато смотришь в огромные плошки-зрачки.

– Выпить нет.

Феликс моментально теряет большую часть интереса к вашим персонам. Мотя разглядывает вас свысока злыми металлическими глазами и снисходительно, будто царская особа, тянет к тебе скрюченные пальцы с длиннющими ногтями. Здороваясь, он резко дергает руку к себе и оцарапывает тебя. Сука! Вот же вредный стиляга. Больно, между прочим. Обидно, но ты не подаешь вида.

Слизываешь солоноватую кровь с ладони.

– У-у-у, какой ты, Мотя, царапучий. Котик-Мотик какой-то.

Феликс оценил твою шутку, смеется. Снова с трудом фокусируется на вас.

– Точно! Котик-Мотик и есть! А чего вы к Крокодилу-то? Он там злой сейчас сидит. Жена от него свалила и ребенка забрала. Я к нему даже не суюсь. Боюсь.

– Группа у нас. «Каждый Человек», – хвастается Дэн. – Барабаны хотим взять. Альбом записывать.

– О! Запись-хуяпись – дело хорошее, – одобряет Феликс, ни на секунду не прекращая нервозные танцы. – А мы тут поганками закинулись с товарищами по борьбе с реальностью. Ждем прихода.

Ваши с Дэном лица удивленно вытягиваются.

– Чего?

– Новая тема, вообще, – упивается Феликс возможностью красануться перед пришлыми плютиками. – Только наша, питерская, болотная. Поганочки такие маленькие, тоненькие, серенькие на полях растут. Маленькие да удаленькие! А в них сидят псилоцибины. Галлюциногены адские! В основном эти грибочки осенью растут. Сейчас не сезон. Но кое-что есть кое-где. Подвезли товарищи. Вот мы с Мотей и Сапогом их и дегустируем. От Сапога только что нога убежала. Он за ней по Грибоналу усвистал, а мы его тут стоим, ждем. Его ждем и прихода ждем. Вот вы пришли. Вроде настоящие. Отсыпать вам поганок, плютики?

Феликс лезет чумазой пятерней в карман.

Галлюциногены? Опять? Пожалуй, сегодня ты пас.

– Спасибо! Я уже вчера отличился.

– Это точно. Отличился-отключился, – хрюкает Дэн. – У Больного на флэту. Выл, как собака Баскервилей. Всех жаб распугал.

Красавчик Мотя просыпается, услышав волшебное слово.

– А сегодня у вас флэта свободного не имеется? Можем наших жаб позвать. Активную, Пацифистку, Арабейку, Гангрену, например. Они не пугливые. Только вписка нужна. Есть вписка?

– А может, и есть! Да, Энди? – весело подмигивает тебе Дэн.

Ты злобно пихаешь его кулаком в бок. Надо ж быть таким придурком. Лучший друг, называется. Сказано ведь – никаких тусовок у тебя дома. Зря ты с ним поделился – он же все испортит. Ты хотел зазвать Объект, а у него, видите ли, совсем другие планы на твою хату. Туса-туса-туса. И так всегда. А с другой стороны… Ты не успеваешь додумать мысль, потому что с другой стороны перед вами вырастают (как поганки на полях) четверо добрых молодцев с повязками ДНД. Трое здоровых амбалов и один худенький в очках. Дружинники.

– Ой-бля!