поскольку процесс отбора многоуважаемой корпорации «У. У. Беркли» оценивает именно мои методы; подтверждает мои техники поиска и случайного отбора: они покупают то, что я еще даже не выставил на продажу!.. идеально, как раз в нужный тон: они делают то же, что делаю я!..

— Ну надо же…

— Понимаете ли, им в той лаборатории надо было всего-то накрыть ковром деревяшку, чтобы обезьянам было обо что тереться… большего и не требуется, только деревяшка и ковер, чтобы детеныши выжили…

И он оглоушил еще один стакан; и, знаете, смотрю я на него — на это сборище шишек и жил, обвешанное жидкими тряпками, с улыбкой в бородке, словно нарисованной восковым карандашом, и с влажным стаканом, — а думать могу только одно: Убирайся ты отсюда на хрен; серьезно, займись переездом; просто закрой счет и продай все за гроши…; а когда он закинул еще порцию, мне вдруг стало ясно, что этот тип — воплощение печали, не больше, правда, самое слабое звено в Великой Цепи Бытия, и что если он жалок во гневе, то в триумфе — трагичен; и еще казалось, будто где-то глубоко тип и сам это знает, будто тоже понимает, что путь, который он себе выбрал, изначально ошибочный, и что любая попытка переосмыслить только заново подтвердит изъяны; и что свою шизу он создал себе сам, но в качестве барьера, — конечно, чтобы не дать приблизиться миру, но заодно чтобы предотвратить утечку себя, чей эффект на других людей предвидел с легкостью; и что несчастный юродивый подсел на язык коммуникации, потому что знал, что каждое слово показывает, насколько же он безнадежен, — и что другие это тоже почувствуют и будут держаться еще дальше…; короче говоря, он сам себе создал зыбучие пески, безвыигрышную ситуацию, и я просто подумал Ладно: подыграй ему малец, а потом держись, на хрен, подальше; не просто игнорируй, но и заставь себя забыть его; признай его желание — и оставь его в вечном внутреннем изгнании…

…И я смог вырваться и быстренько убраться от Карла, но, вместо того чтобы поехать на работу, умотал домой; потом позвонил и, ссылаясь на ядовитые фахитас, отпросился на ночь; тут же после этого выехал на машине и почти всю ночь катался по округе у озера Харп; потом приехал к себе и просто рухнул; вечер пятницы провел у Уилли Зи, гонял в настольный футбол и совещался с доктором Курсом, после чего всю субботу трескал бутерброды из магазинного хлеба и смотрел, как болтают и улыбаются из своих удобных костюмов ведущие спортивных новостей; затем в субботу вечером снова катался до самого леса Окони, а там устал, заполз поспать на заднее сиденье, после чего отправился домой длинной дорогой аж через самый Итонтон и высадился у себя как раз вовремя еще для пары часиков в отрубе, прежде чем наконец прибыть в «Минди»; и потом, тем вечером, работалось хорошо, вся бригада была в сборе, все шло так, как и должно — крайне увлекательно и продуктивно: мы получили большую поставку мороженой малины, которую требовалось принять оперативно, и все прошло хорошо; и так продолжалось до вторника, потом до среды, и все шло нормально — из дома на работу, с работы домой, — и в четверг мне пришлось вынести коробки в мусор сзади завода, когда:

— Знаешь какие-нибудь анекдоты?..

Я развернулся и, ну… естественно; естественно; прислонился к рябой кирпичной стене, рядом с мусорными контейнерами, такой же пятнистый и заляпанный, как они… естественно:

— Потому что я — да; например, откуда ты знаешь, что Иисус был евреем?..

— Э-э…

— Его мать думала, что он Бог, и он устроился на работу отца;

Тут он закашлялся, но не рассмеялся; потом поднял глаза, отвернулся, потом пристально посмотрел на меня:

— Что, сказал он: не нравится?..

— Ну, я… кажется, я уже слышал что-то в этом роде…

— Ну, в таком случае, Дадли, я знаю другой, сказал он и начал постукивать правым каблуком по кирпичной стене: и гарантирую, что этот — смешной; да еще и недавний, хотя, собственно, нового в нем мало;

— Ладно…

— Но чтобы он точно был эффективным — то есть более непосредственным, более увлекательным, — я тебе скажу, что я сделаю: я расскажу его от первого лица, чтобы ты правда прочувствовал, будто ты там, в центре событий — ладно?..

— Да я не против;

— Хорошо, сказал он: итак, анекдот…: однажды я еду в полосатый офис «У. У. Беркли Инк.», фотографов королевы, и — только чтобы подкинуть, как их там?: ах да, запоминающихся подробностей, — скажем, что время — 10:20 во вторник, потому что некое волшебное письмо мне сказало, что я должен явиться; ну и, знаешь, приезжаю, и это — опрятная стерильная офисная высотка, и я паркуюсь в углу стоянки, чтобы не было слишком заметно, и их вестибюль так и гордится своей деревянной обшивкой, и я приехал в пиджаке — потому что, конечно же, я все понимаю; и вот меня встречают и привечают, но все главные герои — на восьмом этаже, заседают в угловом кабинете, где нет стен, а только окна, и на стеклянном столе стоит посеребренный кувшин с водой, и, куда ни посмотри, везде куча табличек с заметно большим числом 100 000 000; и все улыбаются и представляются один за другим, и все хотят пожать мне руку, и двоих из них зовут Боб; и потом человек в синем пиджаке, который в дальнейшем говорил за всех, достает одну из моих фотографий и спрашивает Так что это такое?; и я отвечаю Это «Печаль» и «Абстрактная истина», и он говорит Хорошо, так мы и подумали, и вот поэтому ничего у нас с вами не выйдет; и он начинает спич о промо-кампаниях — масштабных, вездесущих, с уже выделенным бюджетом в шесть миллионов двести тысяч, — и как эти кампании работают, но чтобы они точно работали при всем том, что стоит на кону, руководство ожидает привлечения самых разных контингентов, и поэтому ты — то есть я — никогда ничего не слышал о конкурсе заранее, потому что, сам понимаешь, на выигравшей фотографии могла бы оказаться порнография, или растление, или кто знает что…

— Хм…

— Но это не беда, вовсе не беда, говорит синий пиджак, просто дайте нам любую другую фотографию, любую фотографию, что у