Шрифт:
Закладка:
Не отводя взгляда, он подсунул мне карточку с коротким текстом: «Помещение прослушивается! Необходимо представить Браилова, как классного специалиста!»
— О, да! Конечно! — внушительно заговорил я. — Михаил Браилов — профессионал высочайшего класса! Признаюсь, когда я навестил Михаила в Новосибирске, то даже позавидовал его креативным способностям — мою громоздкую установку Браилов уменьшил вдвое, и по размерам, и по весу, а мощность при этом возросла на треть!
Суетливо вытащив коротенький, сточенный карандаш, Иван Иваныч начеркал: «А на самом деле?»
Перехватив огрызок, на грани которого уместилось выдавленное «ТАКТИКА», я выписал большой нуль. Успокоено кивнув, вице-консул затянул:
— Впечатляет… Ну, что ж, Михаил Петрович… Американцы предложили нам сделку. Они согласны простить вам некоторые… м-м… недоразумения, произошедшие ранее, а заодно и те, что имели место в последние недели… Скажу сразу — они хотят обменять вас на Браилова! — перевернув карандашик резинкой вниз, он взялся ожесточенно стирать написанное. — Если вы согласны, обмен произойдет послезавтра на границе ФРГ и ГДР, на мосту через Эльбу.
— Согласен, — вытолкнул я, и мило улыбнулся.
Среда, 24 апреля. День
На границе между ФРГ и ГДР
Во вторник я умаялся скучать — бродил по комнате туда-сюда, а всех развлечений — думать и есть. Лопать и соображать.
Зато в среду всё завертелось с самого утра. Меня вывезли на какой-то аэродром, и посадили в белый «Дассо-Фалькон». Кроме блондина с брюнетом, со мной летела еще пара военных в штатовской форме, молчаливых и вялых. Видимо, не опохмелились.
Сели мы в Гамбурге. Размяться, как следует, не успели, как подкатили три черных «Мерседеса». Пересадка.
Гнали не особенно. За окнами мелькали аккуратные домики, аккуратные заборчики, аккуратные деревца… Даже лужи поражали своей педантичной размеренностью.
Ближе к границе машины сбросили скорость, а вот уже и ажурное плетение моста Эльббрюкке зареяло.
«Щит и меч!» — дернул я уголком рта.
Миновав посты и очередь вагонообразных фур «Совтрансавто», «Мерседесы» вкатились на мост и притормозили недалеко от белой поперечной линии. Граница. Фронтир.
Сошлись Запад и Восток…
С «нашего» берега подъехали три черных «Чайки» ГАЗ-14.
— Выходи, — буркнул цыганистый агент МИ-6.
— Auf Wiedersehen! — бросил я на прощанье, негромко клацнув дверцей.
Признаюсь, слабость в ногах чувствовалась. Кончалась моя затянувшаяся Одиссея, вот-вот переступлю заветную белую черту…
Из «Чайки» вышел Браилов, и я сжал зубы. Почти на самой границе мы остановились. Шурша плащом, Мишка смотрел с вызовом, с некоей глумливой опаской.
— Инна погибла, — выцедил я. — Ее убил твой связник.
— Сама виновата, — Браилов равнодушно шевельнул плечом.
По всем канонам жанра мне полагалось глянуть на него с холодным презрением, и молча топать до своих. Ну, нет…
Я резко ударил «Физика» в челюсть. Не сильно, чтобы не убить, но достаточно, чтобы извалять Мишку в дорожной грязи.
С холодным презрением глянул на копошащееся и стонущее чмо, и молча потопал до своих.
Мне навстречу выбрался сам Маркус Вольф, седой, но крепкий, однако шефа Штази обогнала Наташа. Пища от радости, она с разбегу обняла меня и принялась целовать, куда придется, со стоном приговаривая:
— Миленький… Любименький… Мишенька…
— Наташка… — я стиснул девушку, вдыхая запах ее волос, отдающих синнамоном и корнем аира. — До чего ж приятно тебя видеть!
— И щупать! — договорила Ивернева, хихикнув, а секунду спустя — всхлипнув.
— Геноссе Вольф, извините, — неохотно оторвавшись от Натальи, я крепко пожал протянутую руку.
— Ничего, ничего, — заулыбался Маркус. — Дамы вперед!
— Ой, поехали, поехали скорей! — затеребила меня девушка, и быстро пролезла на заднее сиденье «Чайки».
— Мне передали, Миша, — негромко проговорил Вольф, — что вы оценили Браилова, как полный ноль…
— Да-а… — затянул я, отвлекаясь от Наташки, — Браилов ничего не принес в науку своего, но он далеко не глуп… и хорошо запомнил пройденный материал. Лучше помножить его самого на нуль!
Маркус серьезно кивнул, и указал мне на машину: прошу, мол, садиться. Я плюхнулся на сиденье рядом с Наташкой, и она тут же придвинулась поближе.
А во мне зажило сладостное опустошение. Выдохся. Всё…
— Сейчас мы в Берлин, да? — оживленно болтала Ивернева. — А потом в Москву!
— Только не на самолете! — сложил я ладони в умоляющем жесте. — Налетался!
Вечер того же дня
ГДР, Восточный Бранденбург
Скорый поезд миновал старую польскую границу, и катил по возвращенным немецким землям. Впрочем, в данную минуту я мало интересовался ростом территории Восточной Германии — мои жадные руки тискали Наташу, прижимая к себе на узком диване купе СВ.
Обошлись без «молодильного зелья», нам и так было хорошо. Очень хорошо. И очень, очень долго.
Я уже несколько раз пытался изложить словами то, что чувствую с Наташей, но выходит что-то бледное и затасканное. 'Наслаждение длилось и длилось, накатывая волнами. Оно то слабело, окуная нас в райскую бездну, то снова усиливалось, вознося на немыслимые высоты, где пресекался и крик, и стон, и, чудилось, сама жизнь.
Мы не двигались даже, просто лежали в обнимку, не разрывая блаженнейшее сопряжение. Я лишь потягивался иногда, вдыхая. В эти мгновенья мои глаза раскрывались, засматриваясь на сухие Наташины губы, что изгибались в чувственном напряге.
Порой девушка нарочно сгибала ногу в колене, чтобы плотнее охватить меня, или мои пятерни соскальзывали с Наташкиной попы на талию, и тогда бесконечное оргастическое удовольствие достигало невозможного пика, возводясь в степень сладчайшей муки…'
Вот, как-то так. По-моему, сплошь пошловатые красивости, годные для плохого женского романа, поскольку не сходятся с реалом.
Весь смысл в том, что супероргазм, который Рита нарочно называет «слиянием», по сути процесс биоэнергетический, он исходит
