Погладив меня по ноге, она уходит.

Мы с Беном остаемся одни среди множества больных и раненых. Нам плохо, синяки и ссадины болят, но мы не сломлены. Мы будем сломлены, только если не найдем Куинн.

— Нам надо ехать, Бен, — говорю я.

Он достает телефон.

— Ладно, сейчас я нас отсюда вытащу.

Мы вернем Куинн, даже если это будет последнее, что мы сделаем в своей жизни.

Глава тридцать четвертая

Николь

Седьмое августа

— Ты мое солнышко, мое единственное солнышко. Пожалуйста, не отнимайте мое солнышко у меня! — пела Николь, держа на руках Куинн. Лампа от «Тиффани», стоявшая рядом с диваном, освещала личико девочки золотистым светом. — Я люблю тебя, моя малышка. Ты отправишься в безопасное место, где никто не причинит тебе вреда.

Она поступает правильно. Отдать ребенка — это правильно, но как же больно!

Совет директоров «Дыхания» прислал ей письмо с предложением уйти в отставку и продать акции за приличную сумму. Николь бросила это письмо в мусорную корзину. Она не позволит никому отнять «Дыхание» у ее дочери. Сегодня все узнают, что Куинн всегда будет частью этой компании. Николь тщательно проверила все детали.

Она перечитала сообщение, которое вчера пришло от Морган.

П.-из-Чикаго: Я так, давно хочу ребенка, и я приму твое предложение. Встретимся завтра внизу на станции «Гранд-Стейт» в 17:30. С благодарностью, Морган Кинкейд.

Николь улыбнулась. Все хорошо, и все идет как надо.

То, что она сделает, гораздо важнее построенной ею бизнес-империи. Она станет настоящей матерью для своего ребенка. Это станет лучшим поступком в ее жизни. Она еще не знала, что будет делать после того, как отдаст Куинн в руки Морган. Она убежит, исчезнет. Это самое главное.

Она тихо сидела, охраняя мирный сон Куинн. Когда девочка проснулась, она искупала ее в детской ванночке, бережно вымыла ей шейку и ножки, волосики, которые всегда смешно топорщились. Малышка радостно хлопала по воде, не подозревая, что вот-вот произойдет. Дочь не запомнит ее, но Николь постаралась вложить в свои действия всю огромную любовь к этому крошечному существу, которое стало для нее всем.

Время шло быстро, а не тянулось, как обычно. Вот уже настала пора выходить. Она пошла приготовить смесь для Куинн. Проходя мимо тостера, увидела в никелированной поверхности свое искривленное отражение и подумала, что оно идеально соответствует ее нынешнему состоянию.

Вдруг на «Гранд-Стейт» кто-нибудь узнает ее? Николь положила Куинн в шезлонг, взяла с деревянной подставки кухонные ножницы и стала обрезать свои красивые черные волосы, которые никогда раньше не стригла. Она кромсала и кромсала их, пока лезвия не начали царапать ей голову.

Теперь она стала совсем не похожа ни на Николь Мэркем, ни на Николь Лейтон.

Она пошла в кладовую и посмотрела на стену, оклеенную фиолетовыми листочками, которые так и не помогли ей понять, что происходит.

«Карточка с именем». «Рыжая». «Пропавшие таблетки». «Письмо». «Мобиль». «Дверь». «Разбитая люстра». «Фотография». «Коробка». «Записка». «Больше нет сил». «Помоги мне». «Приют». «Вдова». «Морган Кинкейд».

Она добавила на стену еще одно слово: «Мать».

Сегодня годовщина смерти Аманды, и это последний день, когда Николь видит свою дочь. Она готова попрощаться.

Глава тридцать пятая

Морган

Среда, 9 августа

Бен и я вышли из больницы на освещенную солнцем улицу. Мы уже можем дышать без маски, легкие очистились. Идти все равно трудно, но мы полны решимости найти Куинн, хотя не знаем, куда ехать и что нам делать дальше. На такси добираемся до наших машин, оставленных на улице Норд-Эстор возле дома Грега, который превратился в руины.

— Что нам теперь делать? — спрашиваю я.

Бен пожимает плечами:

— Думаю, ждать звонка Мартинес или Джессики.

И тут же у него звонит телефон. Мы оба подскакиваем. Он выхватывает его из кармана:

— Это Мартинес.

Мое сердце, кажется, вот-вот выскочит из груди.

— Детектив, вы на громкой связи, — сообщает Бен, глядя мне прямо в глаза.

— Я была у Донны, — говорит Мартинес, — в доме ее нет. Но на кухне странный алтарь в честь Аманды и Николь. Там колыбелька, над ней мобиль с бабочками, детское платьице, вырезки из газет с некрологом. Дверь была не заперта. Но «Шевроле» Донны стоит возле дома, — она на мгновение замолкает. — Даже не знаю, как сказать… На входе есть кровь, видны следы борьбы. Если вы можете предположить, куда поехала Донна… Надо действовать быстро.

— Нет, нет, нет! — плачу я, но тут же вытираю слезы. Сейчас нет времени жалеть себя или бояться. Я хватаю Бена за руку. — Куда Донна может поехать? Если она захватила Тессу и Куинн, где она спрячется? — не успевает он ответить, как меня осеняет. — У Николь дома! Если Донна установила шпионские приложения на ее телефон и компьютер, она может попасть в дом. Или ее пускала Тесса. Это очень хорошее укрытие, ведь никому в голову не придет там искать!

— Ладно, я еду туда, но это займет какое-то время. Держитесь. И оставайтесь там, где вы сейчас, — Мартинес вешает трубку.

Мы в пяти минутах езды от дома Николь.

— Мы приедем туда быстрее, — говорю я. Бен колеблется. — Ради Куинн!

Прыгаем в его «Алтиму» и летим по Вест-Норд, оставляя за собой улицы, пока наши тормоза не визжат на Норд-Стейт, нарушая тишину шикарного района. Когда мы поворачиваем на Ист-Белвью, у меня начинает дергаться мышца на ноге. Сдернув с себя ремень безопасности, я хватаю из сумки перцовый баллончик. Мы выходим из машины и бежим к дому Николь. Но на подъездной дорожке Бен хватает меня за руку, не давая постучать в дверь:

— Погоди. Надо действовать осторожно. Если там Донна с Куинн и Тессой, нельзя ее спугнуть.

Вырываю руку. Если Донна что-то сделала с Куинн, я схвачу ее за горло и буду давить изо всех сил. Но вообще-то он прав.

— Давай обойдем дом и заглянем в окна, — предлагаю я.

На цыпочках мы крадемся туда, пригнувшись, когда проходим около раздвижной стеклянной двери. На втором этаже — небольшая терраса, ее двери открыты. Слышен детский плач.

Подняв голову, я вижу рыжую женщину, которая стоит спиной к нам, держа на руках Куинн. Она выходит на террасу и вплотную приближается к перилам. Здесь высоко, почти семь метров, и я инстинктивно выставляю вперед руки, чтобы поймать Куинн, если она упадет.

Женщина поворачивается.

Это не Донна.

Это Тесса в рыжем парике.

Мы с Беном бежим