Больше я ничего говорить не стал. Мне казалось, что для достижения цели лучше всего прервать разговор на этом, не проявляя заинтересованности, как будто я уже принял решение. Назар в любом случае был на моей стороне. Я заранее пообещал выплатить ему сто рублей в тот день, когда мы прибудем в Бухару или Мерв, проехав через Хиву. Маленький татарин прекрасно знал о том, что, оказавшись в Петро-Александровске, он утратит все шансы на обещанное вознаграждение.

Склонить проводника к поездке в Хиву простым предложением денег не представлялось возможным. Прибегни я к подобному методу, он бы насторожился и стал прикидывать, не выгодней ли ему будет выполнить приказ казалинского губернатора и получить награду от него за доставку меня прямиком в русский форт и точное следование полученным предписаниям. Тем не менее в устройстве киргизского ума существует один элемент, который перевешивает все привычные ему финансовые соображения, и состоит он в безудержной страсти к торговле лошадьми. Ни один йоркширский фермер не воодушевляется этим видом коммерческой деятельности в такой степени, как полудикие кочевники татарских степей.

Тем временем наш туркмен, заведовавший на сей раз кухней, объявил о готовности супа, и вскоре мы все с удовольствием поглощали это излюбленное русское блюдо. Варево выглядело не вполне аппетитно; поверх нашинкованной капусты плавали огромные пятна жира, а несколько щепок, попавшихся мне среди кусков мяса, говорили о том, что хворост подбрасывался не только в костер.

Погонщик опять проявил себя в качестве самого энергичного едока. Одного только хлеба он съел целых четыре фунта. Ныряя время от времени головой в котел, он шумно всасывал подогретую жижу, к вящему недовольству проводника и Назара, заявившего, что так есть нечестно, и предложившего туркмену ложку. Тот с благодарностью отклонил предложение и разозлил моих спутников еще больше словами об улучшенных вкусовых качествах супа, если его поглощать именно таким способом.

Время летело быстро. Посмотрев на небо, я увидел, как солнце подходит к своей наивысшей точке. Мы отдыхали уже почти три часа. Лошади были накормлены, поэтому, оседлав животных, мы продолжили наш путь с хивинским караваном, догнавшим нас к этому времени.

Купец объявил о своем намерении продолжать переход в нашей компании, невзирая на перегруженность его верблюдов, – во всяком случае в течение этого дня.

Его крайне интересовало все связанное с Англией и британскими товарами, особенно в том свете, что один из его родственников недавно посетил Индостан, а сам он несколько раз бывал в Бухаре и Балхе.

– Когда от Сызрани до Оренбурга построят железную дорогу, я поеду в Санкт-Петербург, – с важным видом объявил он. – Там, говорят, всё как в сказке. Сплошное волшебство.

– Женщины ходят с открытыми лицами, – отметил я.

– Да, я уже это видел в Оренбурге. Странно, что их мужья позволяют им такое – совсем как эти киргизские варвары.

Он бросил презрительный взгляд на проводника, уехавшего немного вперед и затянувшего красивую протяжную песню о своей любви к баранине.

Киргизская поэзия богата одами в честь овец, которые у местных жителей занимают наивысшую ступень в иерархии ценностей – после их жен, разумеется. Хотя в глазах некоторых жены все-таки уступают. Овцы являются главным достоянием кочевых племен. Всякий киргиз летом и осенью живет исключительно на их молоке. Питаться мясом в эти сезоны он сочтет верхом нелепости. Такое происходит, лишь когда животное заболело или погибло, по случаю чего в кибитке устраивается целый пир. Однако, если вдруг приезжает гость, ему предлагают все самое лучшее, и гостеприимство демонстрируется прежде всего закланием животного.

Такой день становится настоящим празднеством и надолго сохраняется в памяти владельца овцы.

Зимой киргизы вынуждены время от времени забивать баранов, так как другой еды становится мало. Эту диету они разнообразят поеданием то конины, то верблюжатины при том условии, что вышеупомянутые четвероногие либо погибли в результате несчастного случая, либо встретили свой естественный конец. Одежда местных полностью изготавливается из домотканой материи, которую получают, перерабатывая овечью шерсть. Покупая коня или верблюда, киргиз расплачивается овцами. Эту же валюту он использует, приобретая жену. Хорошая откормленная овца в здешних местах стоит около четырех рублей, то есть одиннадцать шиллингов на наши деньги.

У киргизов существует обычай подыскивать своим сыновьям невест зачастую намного раньше, чем девушки повзрослеют. Уговор совершается между родителями заинтересованных сторон, причем отец жениха расплачивается частью своего стада. С приходом возраста жених перевозит даму сердца туда, где обитает его семья. Если тесть захочет проявить щедрость, он возвращает молодой чете столько животных, сколько сам получил при помолвке, добавляя порой еще несколько в качестве процента. Впрочем, такое случается только среди богатых семейств; главы сообществ победнее не испытывают большого желания возвращать овец. Они предпочитают выглядеть скупыми, но не голодать зимой.

Иногда брачные союзы устраиваются самим будущим мужем, который приезжает к родителям девушки и напрямую заключает сделку, касающуюся их дочери.

Когда все улажено, он в одиночестве возвращается в свою кибитку, расположенную иногда в двух или трех сотнях верст от места жительства юной дамы. Через несколько дней он приезжает за своей невестой.

Особым признаком мужской зрелости является обязанность жениха – невзирая на грабителей и степных разбойников – ехать к своей суженой в полном одиночестве. Сама же юная леди в это время сидит посреди кибитки и распевает куплеты, повествующие о храбрости ее возлюбленного, о своей красоте, об удаче жениха, об овцах и, наконец, о празднествах, которые вот-вот начнутся.

Вокруг кибитки на корточках сидит женская половина рода. Когда жених пытается войти внутрь, ревностные блюстительницы бросаются на него с палками. Обычай этот особенно нравится самым старым и некрасивым из незамужних женщин племени. Однако любовь, как правило, побеждает; юношеской спине достается, но он пробивается в кибитку. Возлюбленная его бросается к нему в объятия, и вскоре он обретает полное утешение за все неприятные моменты. Юная леди одаряет его перьями, красным шелком и гвоздиками – таковы традиционные подношения киргизской девы своему жениху, свидетельствующие о ее непорочности и самых искренних чувствах. Счастливую пару оставляют наедине друг с другом, а женщины снаружи начинают распевать ободрительные народные прибаутки, в каких радости брака описываются, пожалуй, чересчур натурально.

Затем начинается пиршество. Друзья и родственники со всех концов степи съезжаются, прихватив лошадей и овец в качестве своего взноса в общий праздник; и действительно, без этой поддержки хозяин бы напрочь разорился, будучи в буквальном смысле объеден многочисленными гостями.

Иногда забивают до сотни овец и по сорок – пятьдесят лошадей, а большой котел кипит непрерывно. Киргизы объедаются до невозможного состояния, складывая