— Вы помните Исабель Отеро? Она была дочерью галисийских иммигрантов. Мы знаем, что она оказалась здесь в 1979 году. Нам очень поможет все, что вы сможете вспомнить, — сказала Сестеро.

Покачав головой, сестра Тереса съела еще одно печенье.

— Разве можно вспомнить что-то конкретное? Здесь побывало столько девушек, что я не смогу вспомнить ни одного имени.

В кармане толстовки Сестеро завибрировал телефон. Сообщение от Айтора — он изучал биографию жертв, и на этот раз ему удалось обнаружить нечто важное:

Арасели Арриета тоже провела несколько месяцев в Лурде.

У Сестеро перехватило дыхание. Она не отрываясь смотрела на сообщение. Монастырь только что стал связующим звеном между жертвами. Подняв взгляд, она обнаружила, что сестра Тереса смотрит прямо на нее.

— Имя Арасели Арриета вам о чем-нибудь говорит?

Монахиня покачала головой: ничего.

— Разве это не та женщина, которую убили несколько дней назад? — спросила сестра Кармен.

Сестеро протянула телефон Хулии, и та удивленно вскинула брови, прочитав сообщение Айтора. Следом он написал, что это случилось в тот же год — 1979-й.

— А имя Наталии Эчано? — спросила Хулия.

Сестеро задумалась. Что, если и журналистка побывала в монастыре?

— Конечно, она же работала на радио. Чтобы знать обо всем, что происходит в Урдайбае, достаточно слушать ее программу, — ответила сестра Тереса.

Сестеро сжала челюсти. Эта женщина вечно уходит от прямого ответа.

— Сестра, нам понадобится список женщин, которых вы отправили в Лурд, — сказала Хулия.

Монахиня оперлась на подлокотники кресла, чтобы встать.

— Приходите завтра. Нет, завтра воскресенье, день Господень. Лучше в понедельник. Мы посмотрим, не осталось ли что-то в архивах. Теперь я должна вас оставить. Идем, сестра Кармен. Приближается время молитвы.

— На кону чужие жизни, — настаивала Сестеро.

Монахиня повернулась к ней на пороге.

— Вы зря теряете здесь время. Почему вы ищете ответы в месте, где царят умиротворение и любовь к ближнему? Не забудьте закрыть за собой дверь и оставить ключ в вертушке.

— Мы будем молиться за вас, — добавила сестра Кармен и последовала за ней по коридору.

Октябрь 1995

День, изменивший мою жизнь, я помню как в тумане. Так даже лучше — есть вещи, которые лучше стереть из памяти, если мы хотим двигаться дальше.

Был еще октябрь, учебный год только начинался, и мне казалось, что я взбираюсь на вершину горы, которую мне не покорить. Мне просто хотелось спать весь день, а не вставать снова. Какой в этом смысл, если все вокруг сплошные страдания?

— Ты уже вернулся? — спросила мама, когда я вошел. — Ты хоть раз можешь не делать это кислое лицо, как будто в этом доме у тебя одного проблемы.

Я собирался ответить, что это ее вина. Как можно улыбаться, когда весь твой день проходит между упреками и презрением? Но я не успел ничего сказать, потому что она взяла сумку и ушла. Так она поступала каждый раз, когда я возвращался домой.

— Кислое лицо… — повторил я ее слова.

Они причиняли боль, особенно потому, что именно так меня дразнили в классе. Кислолицый… И чем чаще они меня так называли, чем больше презрения на меня изливала собственная мать, тем менее довольным становилось выражение моего лица.

Но в тот октябрьский день я собирался все изменить. Они пожалеют о том, как со мной обращались. До конца жизни вина ляжет тяжким грузом на их плечи.

Разобраться с веревкой не составило труда. Я повесил ее на светильник в столовой, самый высокий в доме. Потом сходил в туалет. Я слышал, что висельники могут обмочиться, и хотел умереть с достоинством. Моя смерть не должна стать еще одним поводом для их насмешек.

Я поднялся по ступенькам стремянки и просунул голову в петлю, представляя, как моя мать рухнет на колени, обнаружив мое раскачивающееся тело. Этот образ будет преследовать ее вечно, и каждый день оставшейся жизни она будет сожалеть о том, как поступала со мной.

— Кислое лицо, — пробормотал я, сдерживая слезы.

Меня пугало то, что должно было случиться дальше. Я много читал о повешении и знал, что, если неправильно завязать узел, агония может длиться несколько минут. Я не хотел страдать. Меня терзал страх. Я просто хотел, чтобы все закончилось и чтобы это они страдали из-за меня.

— Не могу, — прошипел я сквозь зубы.

Помню чувство беспомощности, охватившее меня, когда я вынул голову из петли. Я не хотел страдать. Я запаниковал и подошел к окну. Внезапно этот способ показался мне более простым. Я открыл окно, и в комнату ворвался свежий воздух, но легче мне не стало. На этот раз я не колебался. Просто закрыл глаза и бросился в пустоту.

Там, внизу, меня ждал яркий свет. Его жар становился все ближе. Должно быть, это был Гран Соль, Великое Солнце, где мой отец проводил так много времени. Наконец-то я окажусь в этом сказочном месте, наконец-то я буду рядом с ним.

Полет продлился всего несколько секунд. Потом свет окутал меня, и я слился с ним. И там был отец, он укрыл меня в своих объятиях. Больше я ничего не помню — лишь то, что вдруг ощутил любовь, спокойствие и счастье.