Ох уж эта Марина! То попадет в парижскую больницу с мнимым отравлением, теперь вот вообще при смерти…

– Она выкарабкается, выкарабкается, – твердила я по дороге.

В больнице нам сказали, что Марина жива и идет операция. Ждать несколько часов в ожидании результата не было смысла. Я понадеялась, что утром будут обнадеживающие новости, и мы поехали ко мне домой. В машине я смотрела в окно на переливающуюся предновогодними огнями Москву, на сияющие праздничными украшениями витрины магазинов, наряженные гигантские елки в скверах и на площадях, мимо которых мы проезжали, и спрашивала себя, а когда я уже вернусь к нормальной жизни, куплю елку и наряжу ее к Новому году? Мне в тот вечер было точно не до праздника.

Какой же это был тяжелый и долгий день! Неприятный разговор с Мариной еще в Париже, когда я попросила ее вернуться в Москву. Затем известие об аресте Левы, мое возвращение в столицу… Стоп. А то, что находилось за шкафом в парижской квартире? Неужели мне все это приснилось? Еще в машине, по дороге домой, я открыла телефон, чтобы посмотреть галерею снимков. Не приснилось… Вот они, эти комнаты, картины, кресло Шери… Вспышка телефона успела высветить разные части комнат, и все это воспринималось теперь как призрачные картинки прошлого или чудом сфотографированные обрывки сна.

Я думала, что, оказавшись дома, успокоюсь. Но остаться в одиночестве я после всего пережитого не могла, попросила Родионова остаться со мной.

– Думаю, Лева бы этого хотел… Не оставляйте меня одну. А вдруг и за мной придут, будут что-то искать… – Я сочиняла сложности прямо на ходу.

– Хорошо. Сейчас только позвоню домой.

Я не стала распаковывать чемодан, сразу же отправилась в душ. У меня не было сил даже нормально помыться. Я вымыла голову, ополоснулась, набросила на себя халат и, пошатываясь, вышла из ванной комнаты. Полусонная, достала из шкафа постельное белье, одеяло, отнесла все Родионову в комнату для гостей, ту самую, в которой не так давно ночевала Марина, и отправилась в свою спальню – спать.

Я была уверена, что мгновенно усну. Но сна не было. Закрыв глаза, я видела мелькающие фрагменты случившегося за последние сутки. К тому же так захотелось горячего чаю, словно только выпив его, я могла успокоиться и уснуть.

Уверенная в том, что господин адвокат уже спит, я в пижаме отправилась на кухню, поставила кипятиться воду, заварила чай и села за стол, все еще не веря, что я дома. Я никак не могла понять, почему улетучился сон. Я же так устала, у меня веки слипались, когда я выползала из ванной комнаты. Я знала это свое состояние. Так со мной случалось, когда я теряла какую-то мысль, когда она, промелькнув, исчезала, словно растворяясь в густом белом облаке. Эта мысль, впечатление могли быть неприятными, и оттого было неспокойно на душе. Или, наоборот, я вдруг вспоминала что-то очень хорошее, цеплялась за это, как за спасение, предчувствуя какое-то облегчение и даже радость, а потом, когда мысль растворялась, исчезала, я мучительно пыталась ее вспомнить. На этот раз я так и не поняла, о чем я подумала и какого рода была эта информация. Но откуда-то знала, что это важно. И почему-то, копаясь в памяти и пытаясь реанимировать воспоминания, я представляла себе мою кухню. Кухня. Да, здесь, вот за этим столом, мы с Тряпкиной проводили много времени. Ели, выпивали, иногда покуривали и много болтали. Ссорились и мирились, размышляли каждая о своей жизни. Ну и что? Ничего особенного. Здесь она рассказала мне о своем новом любовнике, который подарил ей дорогую шубу, но так потом ей и не позвонил. Получалось, что заплатил ей за свидание. Унизил ее. Холодно, совсем холодно. Я вспомнила этот разговор, но у меня ничего не екнуло.

Тихонько постучали. Я от неожиданности аж подскочила на стуле.

– Простите, я вас напугал…

В дверях стоял Родионов. Маленький, в длинном женском халате, полы которого волочились по паркету, он смотрелся уморительно.

– Да нет, ничего… Проходите, будем пить чай.

– Сон пропал, – пожаловался он.

– Вот и у меня тоже. Так чаю захотелось.

– А у вас не найдется кусочка хлеба? – тихо спросил он, смущаясь.

– Ох, вы же голодны! Ну конечно! Сейчас что-нибудь найду!

И я бросилась в кладовую в поисках еды. Хлеба, конечно, не было, но я нашла консервы – сардины в масле, маринованные огурчики, ветчина, а еще джем, диетические хлебцы и печенье.

– Будем пировать! – Я принесла все в кухню, Родионов принялся помогать мне открывать баночки. – Думаю, и без хлеба можно обойтись. Вот, ржаные хлебцы!

– Прекрасно! Давайте я вам помогу.

У меня тоже проснулся аппетит. Я выставила на стол кое-что из своих алкогольных запасов – хороший коньяк, виски. Привезенный из Парижа «Куантро» доставать не решилась – мне же подарила его Клер. Мало ли что…

И мы так славно поужинали в два часа ночи!

– Главное, сейчас лечь и уснуть. Нам понадобятся силы, чтобы вытаскивать Леву, – говорила я с набитым ртом. – Какой же вкусный этот клубничный джем! Знаете, вот сколько раз пыталась сварить такой же, вроде бы все по рецепту делала, но не получается, чтобы и цвет красный, яркий сохранить, и густоту. Если красный, значит, жидкий, а чтобы густой, варить долго надо, и джем получается коричневым… На консервных заводах, предполагаю, существует специальное оборудование, какие-нибудь загустители к тому же… Вы любите клубничный джем, Михаил Евгеньевич?

– Да, очень. Мне жена по утрам делает тосты, я намазываю их клубничным джемом и ем с какао!

У меня в голове словно какой-то взрыв случился. Я на мгновение будто потеряла сознание, а потом меня отпустило. Я замотала головой и все как-то сразу прояснилось. Я встала и подошла к настенному шкафчику, открыла его и достала круглую жестяную банку, на которой были изображены три девушки: шубки, муфточки, румяные щечки, падающий снежок… Три сестры из романа «Маленькие женщины».

Глядя на эту баночку, я словно услышала голос Марины.

«Какао… Роскошная банка! Расписана как! Прямо кадр из фильма «Маленькие женщины»! – «Там нет какао, купила банку из-за красоты». – «Значит, в нее можно что-то спрятать. Денежки, например… Хотя от кого тебе прятать-то? Сама себе хозяйка…»

Родионов следил за мной.

– Вы что, решили напоить меня какао? Что вы, дорогая моя Ларочка, это явно лишнее. Сейчас только чай, и все, спать!

– А у меня и нет какао.

С этими словами я открыла банку и поняла, почему ее содержимое не издавало никаких звуков: она была забита свернутой льняной салфеткой. Я осторожно извлекла матерчатый ком, положила на стол, развернула и увидела крохотную флешку.

– Не может быть… – прошептала я. – Марина как-то сказала, что в эту банку можно что-то спрятать… Но разве я могла предположить, что она воспользуется ею! Невероятно! И ведь это все благодаря вам! Вы же вспомнили про какао!

– И что там? Вы догадываетесь?

– Нет. Зато понимаю, что в ее квартире искали именно флешку! Вы же не думаете, что это просто совпадение?!

– Так давайте посмотрим, что там.

Я принесла в кухню свой ноутбук. Приготовилась к самому худшему – к какой-нибудь порносцене. А какой еще компрометирующей информацией может обладать актриса театра? Вряд ли Тряпкина была шпионкой международного уровня, она слишком глупа для этого.

Я подключила флешку, и мы с Родионовым уставились на экран.

– Это Жора! – прошептала я. На экране появилась большая комната со стеклянными стенами. Снято было явно телефоном, изображение подрагивало. По комнате ходил Жора Логинов,