и кричать, но каждый раз брал себя в руки и садился на место: это все равно ничего не даст, только ухудшит мое нынешнее положение. На третий день мое раздражение сменилось апатией и обреченностью, я почти весь день провел глядя в потолок. Я уже не думал ни о ждущем где-то там наказании, ни о своем заключении. Мне было уже всё равно. Мои мысли витали теперь в прошлом, я вспоминал о решениях, приведших меня сюда, о жизни, оставленной в Полисе, о решениях, повлекших мой отъезд из перенаселенного города. Я хотел просто более спокойную работу, подальше от людей и большой ответственности. Уходя из «Танцующего дождя» я чувствовал себя невероятно усталым, мне надоели капризы богатеев, вечное соперничество с другими шеф-поварами за первенство в ублажении представителей местных элит. Мне невероятно надоело все это. Но откуда, варан подери, мне в голову пришла настолько идиотская мысль уволившись с работы на верхнем уровне записаться на борт «колодца», принадлежавшего всё тому же комитету и его элите? Почему я не увязал эти два факта и не сделал правильных выводов? Наверное, я слишком туго соображал тогда. Но Роберто Гатти и его команда до последнего казались мне славными ребятами, я даже успел проникнуться симпатией к доброй половине из них. Рассказанное Леонсом просто невероятно смутило меня и пробудило сильное любопытство: а правда ли такие люди могли скрывать какую-то пакость? Что же такое находится в том отсеке? Мы ведь просто возим воду, ведь так? Я усмехнулся своим мыслям. Я очень люблю одиночество и тишину, здесь у меня было и то и другое. С удивлением я обнаружил, что совершенно успокоился и все больше погружаюсь в раздумья. Откуда-то из глубины сознания я выудил давным-давно похороненную мечту: любыми возможными путями убраться из Полиса в страну, где еще остались леса и поселиться там в каком-нибудь домике и чтобы обязательно неподалеку была река. Плевать, кем я там буду работать и сколько я там буду получать, будучи молодым, я мечтал лишь оказаться в лесу. Живя в детском приюте трущоб, мы с ребятами часто сбегали на средний уровень, где у знакомых нам мальчишек из более состоятельных семей имелись нормальные голокоммы, которые в отличие от наших простых моделей были с нормальной цветопередачей. На них мы могли поиграть и посмотреть сделанные путешественниками фото и видеоматериалы из других частей Земли, менее подверженных засухе, или даже, напротив, — континентов, сильно подтопленных таянием ледников. С инфраструктурой других стран все было очень печально. Но увиденные в документальных фильмах зеленые холмы и леса, плавящиеся на солнце грандиозные ледники посреди нескончаемых океанских вод приводили нас в восторг. Мы вечно спорили, у кого из нас будет больше воды, чей особняк будет выше и глубже в лесу… Я встряхнулся, снова очнувшись все в той же камере, и понуро повесил голову. Даже не верилось, что эти воспоминания принадлежали мне — они будто были из позапрошлой жизни, настолько всё изменилось, изменилась моя жизнь в реалиях Полиса. «Ну, что стало с твоей мечтой, Джек?» — язвительно спросил я себя. «С каких пор вечная рутина задвинула это так глубоко, что ты оказался на этом корыте? Что же привело тебя сюда? Желание объединить заработок и помощь людям из города, как ты утверждал раньше? Или ты просто откликнулся на первую же вакансию, потому что так легче?».

— Да. — Ответил я вслух. — Все, что я делал, было продиктовано моей долбаной усталостью и ленью. Я просто пошел по пути меньшего сопротивления. Ведь чтобы уехать в другую страну нужно невероятное количество выдержки и средств, куда проще было влачить свое существование в мегаполисах, не высовываясь, играя по правилам корпорации «Рассел». Все явно шло не так, как задумывал ныне покойный глава этой компании Сэм Рассел — к такому выводу я приходил уже не в первый раз.

Эти внутренние откровения подорвали меня ещё больше. Я окончательно сник, чувствуя себя ничтожным в том числе и из-за вечной жалости к себе.

Прошел четвертый день, за ним следующий. Ко мне так никто и не приходил, со мной никто не связывался. Иногда во мне просыпалась встревоженность, но в целом я уже даже привык к своему новому обиталищу. Интересно, чем они там сейчас питаются без меня. Может их кормит Макс, а может они уже ищут нового повара на моё место. Внезапно меня посетила мысль: «а точно ли мой предшественник — мистер Чу — умер своей смертью?» Такие вопросы спустя вот уже почти неделю заключения не вызывали страхов, лишь горькую усмешку.

Утром одиннадцатого дня я уже не хотел даже думать. Я продолжал лежать на вибрирующей койке, игнорируя специфичный будильник. Моя кровать прогудев пару минут просто бесцеремонно задвинулась в панель стены прямо подо мной. Я со стоном рухнул на пол и продолжал лежать пластом на животе, уткнувшись лицом в пол и игнорируя выдвигающиеся рукомойники, унитазы и прочие приблуды моей темницы. Я почувствовал, как меня в чём есть окатило волной из душа и проветрило феном. Только тогда я подтянулся, вспомнив, что еду тоже нужно получать в одной из этих чертовых открывающихся дыр. Я приподнялся, забросив руку на выскочивший поднос начал шарить по нему в поисках моего пайка.

И тут «Колодец-1» тряхнуло мощным взрывом.

Застывший с протянутой вверх рукой, не ожидавший столь сильного толчка, я больно ткнулся лицом в словно бы керамически белый пол. Сверху на меня посыпались остатки моего завтрака, но я уже забыл про него, в ужасе закрыв голову руками. Вслед за первым взрывом последовал второй, затем я услышал приглушенные хлопки, напоминающие выстрелы. Боже правый, что происходит? Оказаться в такой момент запертым в карцере было наверное самым паршивым вариантом из всех возможных. Я продолжал лежать на полу, беспомощно прикрывшись руками, а что ещё мне было делать в этой ситуации? Сначала какофония перестрелки была беспрерывной, словно какой-то беспризорник закинул связку петард в костер. Но с каждой минутой хлопков становилось всё меньше, пока они не стихли совсем. Какое-то время зависла неопределенная пауза, после которой «Колодец-1» снова встряхнулся — но уже не от взрыва. Мы поднимались! Я был абсолютно уверен в этом! Откуда-то снаружи слышался шум транспортинков, явно круживших вокруг нашей старушки, множество голосов, предупреждающе кричащих что-то в мегафоны, но мне отсюда ни черта было не разобрать, один сплошной бубнеж! Они продолжали кричать, кружа вокруг нашего корабля, пока тот не замер в воздухе, я понял это по привычному краткому толчку, с каким обычно «Колодец-1» делал