Шрифт:
Закладка:
Русские армии действительно спешили к Смоленску. Уже в начале сражения прибыла 2‑я кирасирская дивизия, которую Раевский разместил в качестве резерва на правом берегу Днепра. Там после 17 часов вечера и за ночь сосредоточились обе Западные армии. Дальнейшая оборона города-крепости давала русским определенные преимущества, но неприятель мог отрезать их обходным движением от Московской дороги.
Главнокомандующие генералы от инфантерии М.Б. Барклай де Толли и князь П.И. Багратион приняли решения отступить дальше. Первой отходила от Смоленска по Московской дороге 2‑я Западная армия, за ней – 1‑я Западная, пока сдерживая неприятеля боем за город-крепость.
За ночь корпус Раевского был сменен 6‑м пехотным корпусом Д.С. Дохтурова. Он был усилен пехотными дивизиями П.П. Коновницына и Неверовского и одним егерским полком. Всего набиралось 30 тысяч человек. На противоположном берегу Днепра пока оставались войска 1‑й армии.
Дохтуров расположил свои силы следующим образом. На правом крыле (в Красненском предместье и Королевском бастионе) позицию заняла пехотная дивизия П.Г. Лихачева, в центре (Мстиславльское и Рославльское предместья) – пехотная дивизия П.М. Капцевича, на левом крыле (предместья Никольское и Рачевка) – пехотная дивизия Д.П. Неверовского с егерским полком. Дивизия Коновницына осталась в резерве. Впереди левого фланга выстроились для боя три драгунских полка и казаки.
Для удобства сообщения через Днепр саперы навели два понтонных моста. На противоположном берегу под командованием генерал-лейтенанта А.И. Кутайсова расположились в двух группах батареи. Всего во второй день Смоленского сражения русские ввели в дело около 170 орудий.
Наполеон сосредоточил против Смоленска 146 тысяч человек при 500 орудиях. Собственно, в штурме города-крепости приняло участие из них только 45 тысяч. На левом фланге встали три пехотные дивизии и дивизия легкой кавалерии 3‑го армейского корпуса маршала Нея. В центре – пять пехотных дивизий и две бригады легкой кавалерии 1‑го армейского корпуса маршала Даву. На правом фланге – две пехотные дивизии и кавалерия 5‑го польского корпуса генерала Понятовского. Еще правее – кавалерия маршала Мюрата (1‑й, 2‑й и часть 3‑го резервные кавалерийские корпуса).
Не желая и на этот раз рисковать своей гвардией, император Наполеон отвел ей в Смоленском сражении роль главной резервной силы. На подходе к городу были 4‑й армейский корпус Евгения Богарне и 8‑й пехотный корпус генерала Жюно (всего 44 тысячи человек).
Сражение продолжилось с рассветом 5 августа. Артиллерийские дуэли и ружейная перестрелка продолжались до 14 часов. Наполеон не торопился начинать штурм, надеясь втянуть в дело обе русские армии. Но к 12 часам ему стало известно, что армия Багратиона отступает, и что по ее пути готовятся последовать войска Барклая де Толли. Тогда император, чтобы обойти защитников города, приказал искать броды через Днепр, но найти их не удалось. Теперь оставалось штурмовать Смоленск в лоб.
Артиллерийская канонада, начавшаяся около 16 часов, возвестила о начале штурма Смоленска. Он начался с атаки кавалерии Мюрата русских драгун, которым пришлось отойти к Малаховским воротам. Понятовский, поляки которого горели желанием первыми ворваться в город, подготовил себе атаку огнем батареи из 60 орудий. Поляки в тот день отличились особо яростными атаками позиции русских.
После ожесточенного боя пехота маршала Нея овладела Красненским предместьем. О том, как шел за него бой, рассказывает артиллерийский офицер Н.Е. Митаревский:
«С восходом солнца направо от нас, в конце Красненского предместья, открылась ружейная перестрелка. Перестрелка начала распространяться вокруг города. Началась пушечная канонада с бастиона, но в кого стреляли – нам за горой не было видно.
…Было уже далеко за полдень, как вдруг на бастионе и кругом города очень усилилась пушечная пальба. Начали стрелять наши батареи с возвышенности, правее нас, и батарея на кладбище, с левой стороны. Ружейная перестрелка на форштадте начала быстро приближаться, и пули посыпались на нас. На берегу реки, по форштадтской дороге и по садам, расположенным на горе, начали теснить нашу пехоту к крепостной стене, а с горы, против наших орудий, стали спускаться неприятельские колонны.
Тут наш ротный командир приказал действовать, и мы начали стрелять ядрами из двух пушек и двух единорогов. Потом, когда наша пехота подошла почти к самим стенам, а французы спускались с горы, мы стреляли картечью. Французы поставили на горе батарею. Ядра неприятельские визжали вокруг нас беспрерывно – мы тоже действовали. Пушечная и ружейная стрельба кипела кругом стен Смоленска.
Начинало уже вечереть. Тут-то поднялась самая усиленная стрельба. Гранаты рвало над городом. Наша пехота, расположившаяся под стеной до самого бастиона, стреляла оттуда; стена была как будто в огненной, сверкающей полосе. Наконец, французы не выдержали и ушли. Много легло их в этот раз в Красненском предместье, особенно в овраге.
Вскоре город запылал со всех сторон; пожар был страшный и все осветилось. Сражение кончилось, и мы остались ночевать на тех же самых местах…»
После 17 часов войска Даву ворвались в Мстиславльское и Рославльское предместья, но удержаться в них не смогли. Французов контратакой выбили оттуда полки пехотной дивизии принца Евгения Вюртембергского, посланной на помощь Дохтурову Барклаем де Толли, и усиленной лейб-гвардии Егерским полком.
Мемуарист и историк И.П. Липранди, в начале Отечественной войны 1812 года обер-квартирмейстер 6‑го пехотного корпуса в чине поручика, вспоминал о втором дне штурма Смоленска:
«С рассветом… началась перестрелка в цепи стрелков, расположенных вне города. Перестрелка эта все более и более усиливалась, по мере сгущения французской передовой цепи. В 10 часов утра приехал Барклай де Толли и остановился на террасе Малаховских ворот…
Впереди от помянутых ворот за форштадтом расположен был Уфимский полк. Там беспрерывно были слышны крики «ура!», и в то же время огонь мгновенно усиливался. В числе посланных туда с приказанием – не подаваться вперед из предназначенной черты, был послан и я с подобным же приказанием.
Я нашел шефа полка этого генерал-майора Цыбульского в полной форме, верхом в цепи стрелков. Он отвечал, что не в силах удержать порыва людей, которые после нескольких выстрелов с французами, занимающих против них кладбище, без всякой команды бросаются в штыки.
В продолжении того времени, что генерал-майор Цыбульский мне говорил это, в цепи раздалось «ура!» Он начал кричать, даже гнать стрелков своих шпагою назад, но там, где он был, ему повиновались, и в то же самое время в нескольких шагах от него, опять слышалось «ура!» и бросались на неприятеля.
Одинаково