Шрифт:
Закладка:
…В ходе сражения при Клястицами было остановлено наступление войск маршала Удино на санкт-петербургском направлении. Победное дело дало генерал-лейтенанту П.Х. Витгенштейну, будущему генерал-лейтенанту и светлейшему князю, большую популярность в российском обществе. Его стали называть «защитником Петрова града» даже после того, как под Полоцком ему было нанесено поражение Сен-Сиром. Эти два сражения привели императора французов к мысли отказаться от наступательного движения на столицу России.
Затем последовали предгрозовые события для французов на их южном крыле, у Кобрина. Город прикрывала бригада генерала Кленгеля из 7‑го Саксонского корпуса генерала Ренье (2,5 тысячи человек; два полка пехоты, один уланский полк при 8 орудиях).
Главнокомандующий 3‑й Западной (Обсервационной) армией генерал от кавалерии А.П. Тормасов решил предпринять штурм Кобрина и выбить оттуда неприятеля. Город был взят в кольцо, атака на позиции саксонцев началась в 9 часов утра 15 июля. На штурм был отряжен 13‑й егерский полк, который затем был усилен отрядом генерал-майора Е.И. Маркова (Рижский и Апшеронский пехотные полки). От артиллерийского огня Кобрин во многих местах загорелся.
Саксонцы упорно обороняли город, отступая к восстановленному ими укреплению начала XVIII века, где они приняли последний бой. В половине 14 часов дня оборонявшиеся израсходовали весь боезапас, и когда русские егеря вновь пошли в штыковую атаку, генерал Кленгель приказал прекратить сопротивление.
В плен было взято почти две тысячи саксонцев, убито 109 человек. Трофеями победителей стала вся артиллерия и 4 знамени. Потери русских составили 74 человека убитыми и 181 ранеными. Победа получилась убедительная.
Генерал Ренье после потери Кобрина поспешно отступил на соединение с австрийским вспомогательным корпусом К. Шварценберга, опасаясь новых наступательных операций русских. Наполеон же хотел использовать союзников из Австрии в главных силах коалиционной Великой армии. Теперь ему пришлось отказаться от таких планов. Для наблюдения за действиями третьей русской (будущей Западной) армии были оставлены оба корпуса – саксонцы Ренье и австрийцы Шварценберга.
Штурм Кобрина и полный разгром саксонской бригады 15 июля стал первой крупной победой русского оружия в 1812 году. В честь ее в Санкт-Петербурге был произведен артиллерийский салют. Генерал от кавалерии А.П. Тормасов награждается орденом Святого Великомученика и Победоносца Георгия 2‑й степени. Полководческой степени.
Глава 3
Схватка за Смоленск. «Что делать?» для Бонапарта. Цель – поразить Россию в сердце
Долгожданное соединение русских 1‑й и 2‑й Западных армий наконец-то состоялось вопреки полководческой воле Наполеона Бонапарта и его таланту стратега. Генерал от инфантерии М.Б. Барклай де Толли, все еще оставаясь военным министром России, отметил это значительное, во многом определяющее событие в войне 1812 года в своих «Записках» короткими строками:
«Соединились обе армии под Смоленском, и весь операционный план Наполеона был расстроен. Ему разбить меня не удалось, а равным образом и соединению обеих армий помешать не мог».
Барклай де Толли был прав: то, что силы двух русских армий слились под Смоленском воедино, стало стратегическим поражением императора французов. Более того, неожиданным.
Путь к Смоленску в 38 дней оказался труден для обеих армий. 1‑я Западная проделала путь в 500 километров, 2‑я Западная, вырвавшаяся из гродненской западни, – 750 километров. Обе армии потеряли за это время убитыми около 10 тысяч человек и примерно 25 тысяч ранеными и больными. Потери же Великой армии убитыми, ранеными и больными, дезертирами выразились в 106 тысяч человек. Но она продолжала сохранять значительное превосходство в силах над своим противником.
Соединение, по всей видимости – успешное, двух русских армий вызвало бурное ликование и энтузиазм среди солдат и офицеров, среди генералитета. Все ожидали теперь одного – битвы с завоевателями и еще раз битвы. Всегда сдержанный в собственноручных записях А.П. Ермолов так высказался о том дне в своих мемуарных «Записках»:
«Совершено соединение!
Шум неумолкавшей музыки, крики неперестававших песен оживляли бодрость воинов. По духу второй армии можно было думать, что оное пространство между Неманом и Днепром, не отступая оставила, но прошла торжествуя. Какие другие ополчения могут уподобиться нам, несравненные российские воины! Не покупается храбрость ваша мерою золота…
Как стал бы Суворов перед рядами вашими, как бы изумилась вселенная!..»
Это были слова опытного, авторитетного для русского воинства генерала. С ними словно перекликаются воспоминания поручика артиллериста Н.Е. Митаревского, автора книги «Воспоминаний о войне 1812 года»:
«…К Смоленску пришли поздно вечером и расположились на возвышенности, не доходя предместья. Вскоре узнали, что пришел давно ожидаемый князь Багратион, и обе армии соединились. Это обстоятельство чрезвычайно всех обрадовало. Думали: больше не будем отступать, и война примет другой оборот».
…Много пишется и говорится о крайней натянутости отношений между Барклаем де Толли и Багратионом до самого назначения единым главнокомандующим М.И. Голенищева-Кутузова. Но действительно ли так было в дни смертельной опасности для Отечества? Давайте обратимся к их переписке.
Известно, что еще до смоленского соединения 1‑й и 2‑й Западных армий военный министр прекратил свои упреки в адрес Багратиона. Он послал ему письмо следующего содержания:
«…Перед мыслью, что нам вверена защита отечества, должны умолкнуть в это решительное время все остальные соображения – все, что могло бы влиять известным способом на наши действия при обыкновенных условиях. Голос отечества требует от нас единодушия, этого вернейшего ручательства наших побед и их победных последствий, ибо при отсутствии единодушия даже знаменитейшие герои не могли предохранить себя от поражений. Соединимся же и будем бороться против врагов России. Отечество будет благословлять наше согласие».
Суворовский ученик князь П.И. Багратион, одно из самых светлых имен в истории русской армии, отвечал М.Б. Барклаю де Толли со всей ясностью:
«На почтенное письмо ваше имею честь ответствовать, что я всему вашему желанию охотно повинуюсь. Рад был вас всегда любить и почитать и к вам был расположен как самый ближний, но теперь более меня убедили вашим письмом и более меня к себе привязали. Следовательно не токмо мир между нами, но прошу самую тесную дружбу, и тогда нас никто не победит. Будьте ко мне откровенны и справедливы, и тогда вы найдете во мне совершенного вам друга и помощника. Сие вам говорю правду и поверьте, никого я льстить не умею, и нужды в том не имею, я говорю точно